В.П. Волгин

В кн.: Историк и власть: советские историки сталинской эпохи. Саратов: Издательский центр "Наука", 2006. С. 136-198.

Вячеслав Петрович Волгин (1879 – 1961) прожил долгую жизнь. История его творческой деятельности приходится на добрую половину истории советской исторической науки, начиная с самых ее истоков. Это был самый высокопоставленный профессиональный историк в советской исторической науке, личность безусловно незаурядная, но в отечественной историографии отчасти мифологизированная его учениками и коллегами.

После февраля 1917 г. В. Волгин входит в организацию социал-демократов интернационалистов, является участником их съездов и конференций, членом МК и ЦК, одним из редакторов газеты «Пролетарий». В 1917 г. В.П. Волгин становится членом ИК Моссовета.[1] И.И. Скворцов-Степанов пригласил его работать в печатном органе Моссовета – газете «Известия Московского Совета рабочих депутатов». С весны 1917 г. он опубликовал здесь более 60 статей и заметок, посвященным вопросам внутренней и внешней политики. С мая по октябрь 1917 г. исполняет обязанности редактора этой газеты. Ближайшими его помощниками по редакции в «Известиях» были И.М. Дволацкий, Р.П. Катаньян, К.П. Новицкий. Позднее В.П. Волгин будет утверждать, что уже тогда он «конфликтовал с меньшевистско-эсеровским президиумом Московского Совета».[2] В своих публикациях «он решительно встал на защиту большевиков, гневно осуждал преследования их со стороны Временного правительства и реакции».[3] В 1917 г. В.П. Волгин был участником Демократического совещания, на котором высказался за передачу власти Советам. В 1918 – 1919 гг. он сотрудничает в двухнедельном научно-популярном и литературно-художественном журнале «Рабочий мир» – органе Московского Центрального рабочего кооператива.[4]

В послереволюционный период деятельность В.П. Волгин становится все более разнообразной и многоплановой: помимо преподавательской и чисто научной работы, он много усилий потратил на реорганизацию высшей школы и научной деятельности в стране, на организацию подготовки новых преподавательских кадров. После революции система научных организаций в России состояла из трех ветвей: академической науки, ведомственной науки (включая вузовскую) и учреждений Коммунистической академии. В.П. Волгин был заметен во всех трех организационных подсистемах исторической науки.

То, что не сложилось для В.П. Волгина в 1908 г., стало возможно после Революции. С 1919 г. место его основной работы – МГУ, где он состоит профессором по кафедре истории социализма. Сам В.П. Волгин об этом вспоминал так: «В 1919 году некоторая группа партийных работников, занимавшихся в то же время наукой, была командирована партией в I Московский университет в качестве профессоров, для чтения лекций».[5]

2 ноября 1921 г. В.И. Ленин подписал «Положение о высших учебных заведениях РСФСР». Профессора и ректора теперь утверждаются Наркомпросом. С 1921 г. В.П. Волгин становится ректором МГУ. Этим же годом датируются первые акты советской власти, устанавливающие классовый принцип формирования кадров студенчества. В.П. Волгин был убежденным сторонников такого подхода: «в классовом обществе немыслим внеклассовый подбор учащихся»[6]. Для него было совершенно ясно, что если отменить систему рабфаков, систему льгот для детей из рабочих и крестьян, то «неизбежно при приеме получился бы другой классовый подбор – … из рядов интеллигенции, из рядов представителей новых капиталистических слоев…»[7]. Первое время студенты просто бойкотировали его лекции: «Я прекрасно помню мои первые лекции в Московском университете, лекции по истории социализма; на третьем году после Октябрьской революции на курс по истории социализма собиралась группка в 7 – 8 человек каких-то чудаков»[8]. В дальнейшем он читал историю социализма уже другому контингенту учащихся. Из воспоминаний слушательницы лекций В.П. Волгина в 20-е гг. Ф.А. Хейфец: «Лекция Волгина. В аудитории так много народу, что студенты сидят на ступеньках вокруг кафедры, на полу, много народу стоит. Мы все жадно ловим каждое слово. Тишина абсолютная… Уходишь с лекции потрясенный, взволнованный. Лекции В.П. Волгина давали тогда ответ на многие наши искания и помогали многим из нас выбрать позицию в жизни и стоять на смерть, защищая эту позицию»[9].

В это трудное для университета время перестройки В.П. Волгин пробыл на посту ректора 4 года (по 1925 г.). Помимо утверждения классового принципа при наборе в университет перед ним стояла другая задача: создать коллектив советских ученых. Но, по его собственному признанию, «рассчитывать, что марксистская мысль проникнет в высшую школу, так сказать, эволюционным путем, конечно не приходилось». Наоборот, провозглашение классового принципа вызвало реакцию «зубной боли» у преподавательского состава МГУ. По мнению ректора, «известное обновление кадров преподавательского состава со стороны, революционным путем было исторической необходимостью»[10]. «Необходимость этой перестройки в связи с новыми требованиями совершившей социалистическую революцию страны была, – вспоминает С.Д. Сказкин, слушавший курс лекций В.П. Волгина в МГУ в начале 20-х гг., – непонятна значительной части профессуры, что создавало в университете чрезвычайно напряженную обстановку вплоть до попыток срыва занятий в 1922 г. со стороны реакционной части профессуры и студенчества. Все эти трудности были преодолены в значительной мере благодаря исключительному такту В.П. Волгина как ректора университета».[11] В 1922 г. в МГУ началась первая в истории университета профессорская забастовка. В.П. Волгин в речи, произнесенной в собрании студентов МГУ в 1927 г. вспоминает: «В 1922 г. коммунист, появлявшийся на собрании научных работников, чувствовал себя буквально во враждебном лагере. Я хорошо помню собрание, посвященное объявлению забастовки в I Московском университете, – я имел сомнительное счастье в тот период состоять ректором университета».[12] Позиция ректора была классовая: «Я рассматриваю, говорил он, – это движение 1922 года как результат общих, сложившихся за ряд лет, взаимоотношений между советской властью и научными работниками, с одной стороны, но, с другой стороны, также как своеобразную реакцию мира научных работников на откровенное провозглашение принципа классового подбора учащихся и революционного обновления преподавательских кадров»[13]. Итог его деятельности в МГУ кратко, но емко подвел в своих воспоминаниях И.М. Майский: «Когда в 1929 году Волгин покинул Московский университет, это был уже университет советской формации».[14]

Во всех поздравительных речах, документах по его выдвижению или награждению, в «парадных» статьях по случаю его юбилея непременно отмечается роль В.П. Волгина в реорганизации высшей школы. В 1919 г. вместо юридических и историко-филологических факультетов создаются факультеты общественных наук (ФОН’ы). В.П. Волгин руководит организацией факультета общественных наук в 1-ом Московском государственном университете и становится деканом (с 1919 по 1921 гг.) этого факультета. Факультет общественных наук тогда включал две профилирующих дисциплины – историю и психологию. Учеником В.П. Волгина здесь, в частности, стал Б.Ф. Поршнев, что подвигнет последнего в будущем на изучение истории Франции[15]. Затем В.П. Волгин, принимает деятельное участие в организации в МГУ этнологического факультета. В 1925 – 1930 гг. он – декан этнологического факультета[16] (который потом будет именоваться историко-этнологическим, а затем факультетом истории и философии) МГУ.

В 1919-1929 гг. В.П. Волгин по совместительству член Государственного Ученого Совета (ГУС) Наркомпросса. Заместитель председателя его Научно-политической секции. В 1920-1921 гг. – заместитель директора Гуманитарного педагогического института при Наркомпросе. Он один из организаторов профессионального объединения научных работников. Он член коллегии (с 1921 по 1923 гг.) и заместитель председателя (с 1921 по 1922 гг.) Главного управления профессионального образования Наркомпроса РСФСР (Главпрофобр). Вопросами высшей школы он занимается и как работник Главпрофобра, и как председатель Совета по делам высшей школы Наркомпросса (с 1921 по 1923 гг.), и как председатель ректорских совещаний.

Декретом 1 октября 1918 г. были отменены ученые степени докторов и магистров, государственные экзамены, дипломы и свидетельства. Мало, кто сейчас уже помнит, что сегодняшней процедуре получения докторской степени мы в значительной степени обязаны В.П. Волгину – работнику Наркомпросса. В его докладе на заседании Центрального бюро Секции научных работников Наркомпроса от 8 мая 1926 г. «Об установлении единой ученой степени»[17] речь идет как раз о докторской степени. Дело в том, что этот вопрос неоднократно обсуждался в различных органах Наркомроса, в частности в ГУСе. Но среди работников Главпрофобра, ГУСа и членов Секции научных работников по вопросам порядка и критериям, по которым должна присваиваться степень доктора наук, вышли разногласия. В предлагаемом Секцией (и защищаемым В.П. Волгиным) проекте докторская степень должна была соответствовать уровню квалификации, предъявляемому для занятия профессорской кафедры, а не просто для преподавательской деятельности, как в проекте ГУСа. Во-вторых, проект Положения об единой ученой степени, предлагаемый Секцией, предусматривал докторам определенные льготы. В-третьих, – присваивание докторской степени возлагалось не на совет факультета, а на специальный высококвалифицированный орган.[18] Кстати, самому «красному профессору» В.П. Волгину ученая степень доктора исторических наук будет присвоена на основании постановления Совнаркома от 13 января 1934 г.,[19] т.е. тогда, когда он уже будет академиком, и не просто членом АН СССР, а одним из ее руководителей.

С первых лет советской власти было сформулировано требование: использовать достижения науки в социалистическом строительстве. В том числе имелись в виду формирование новой идеологии и культурно-просветительская деятельность по пропаганде научных знаний. В этом деле активную роль играли Социалистическая (коммунистическая) академия, Институт К. Маркса и Ф. Энгельса, Институт В.И. Ленина, Институт Красной профессуры. Новый тип науки обоснован в трудах Ленина, Бухарина, Богданова и выражается формулой Ф.Энгельса: «Наука есть отражение и потребностей определенной эпохи». «Особенно активную роль в решении этих задач играли такие историки, как М.Н. Покровский, В.А. Быстрянский, М.Н. Лядов, Н.Н. Батурин, Н.М. Лукин, В.И. Невский, А.С. Бубнов, В.В. Адоратский».[20] Воздадим должное трудам на этом поприще и В.П. Волгина.

В.П. Волгин вместе с М.Н. Покровским, Н.М. Лукиным, Д.Б. Рязановым, М.А. Рейснером и др. принимал деятельное участие в организации Социалистической академии, (позднее она стала называться Коммунистической академией). С 1918 г. его основная работа (по 1919 г.) – профессор истории в Социалистической академии. В 1919 г. он избран действительным членом Соцакадемии. В 1919-1924 гг. В.П. Волгин – член Президиума Комакадемии. С 1929 г. (по 1931 г.) В.П. Волгин по совместительству работает еще в Институте Истории Комакадемии. Он принимает участие в создании Института красной профессуры (1921 г.). С 1921 г. по 1932 г. (с перерывами) он – преподаватель и руководитель семинаров по истории социализма[21] в этом институте. Из его воспоминаний: «В 1921 году был поставлен на очередь и другой вопрос, далеко не безразличный для судеб нашей высшей школы: вопрос о подготовке новых, марксистских кадров преподавателей. Был организован Институт красной профессуры»[22]. Здесь его лекции по истории социалистических идей слушала будущий академик А.М. Панкратова, эти лекции воодушевили ее «работать на пользу рабочему классу в области его истории»[23]. В.П. Волгин выступил также как один из организаторов Общества историков-марксистов. В 1927 – 1928 учебном году он вел семинар по суньятсенизму в Коммунистическом университете трудящихся Китая им. Сунь Ят-сена в Москве[24].

В конце 1920 г. из бывшего кабинета теории, истории и практики марксизма при Социалистической (Коммунистической) академии, организованного Д.Б. Рязановым, образовался самостоятельный институт К. Маркса и Ф. Энгельса[25]. Богатейшие коллекции книг, брошюр, журналов, манускриптов и документов были распределены между кабинетом К. Маркса и Ф. Энгельса, кабинетом Интернационала, кабинетом философии, кабинетом экономки, кабинетом истории социализма и анархизма, кабинетом Г.В. Плеханова, кабинетом истории Германии, кабинетом истории Англии, кабинетом истории Франции, кабинетом права, кабинетом международной политики, кабинетом социологии. В 1925 – 1928 гг. зав. кабинетом истории социализма Института К. Маркса – Ф. Энгельса был В.П. Волгин[26].

В 20-е гг. В.П. Волгин был одним из организаторов (в 1922 г.) Российской ассоциации научно-исследовательских институтов общественных наук (РАНИОН) и ее действительным членом до того момента как она по предложению М.Н. Покровского в конце 20-х гг. была ликвидирована. В.П. Волгин вместе с М.Н. Покровским, А.Д. Удальцовым, В.М. Фриче входил в Президиум РАНИОН[27]. Эта Ассоциация состояла из 12 НИИ и объединяла тысячи сотрудников. Институты РАНИОН готовили новые научные кадры, вели собственные научные исследования, популяризовали научные знания в области общественных наук. В.П. Волгин с 1925 г. заместитель директора Института истории РАНИОН АН СССР и председатель Секции новой истории этого института (до 1929 г.).

Он выполнял массу дополнительных к сказанному обязанностей и поручений. Он руководил в качестве заместителя председателя первым профсоюзным объединением научных работников – Секцией научных работников. Секция научных работников стала складываться на местах в начале 1923 г. I всесоюзный съезд научных работников прошел в ноябре 1923 г. С 1923 по 1925 гг. В.П. Волгин – член Центрального бюро Секции научных работников союза работников просвещения, затем председатель Совета этой секции. Свою работу в профсоюзе он рассматривал как средство привлечения на сторону советской власти, в том числе и через материальные интересы (за селедочный паек), научных работников: «приобщенные к советской общественности», они «несомненно, перерабатывают незаметно для самих себя свою идеологию, и будущая история деятельности союза работников просвещения, конечно, оценит работу в этом направлении весьма высоко»[28]. Секция научных работников устраивала диспуты, (например, «Культурная революция и научные работники»), обследовала научно-исследовательские педагогические институты, в тесном контакте с Центральной комиссией по улучшению была ученых (Цекубу) рассматривала вопросы жилищного строительства для научных работников в Москве, вопросы о льготах для детей научных работников при поступлении в вузы, о присвоении званий заслуженных деятелей науки и т.д. В.П. Волгин как член совета Секции научных работников обследовал в 1928 г. состояние дел в Секциях научных работников Ташкента и Самарканда. Итогом его инспекции было предложение о передаче Среднеазиатского государственного университета находившегося в Узбекистане на положении «иностранца» и испытывавшего серьезнейшие материальные трудности из подчинения Ученому комитету ЦИК в непосредственное подчинение специальному органу, расположенному в Ташкенте под эгидой Среднеазиатского экономического совещания[29]. Роль профсоюза не столь уж малозначительна даже в решении политических вопросов науки. В конце 1930 г. комиссия РКИ под председательством Ю.П. Фигатнера по чистке Академии наук будет докладывать именно Ленинградскому бюро Секции научных работников о промежуточных результатах своей работы[30].

После Революции увлечение В.П. Волгина историей социалистических идей получило, естественно, мощный толчок. Государство новой формации не может жить без истории «своих» идей. Но первые годы советской власти по истории социалистических идей выходила главным образом агитационная литература, которая рассматривала утопических социалистов как «пророков кооперации». Было немало путаницы и фактических ошибок[31]. В советской историографии именно В.П. Волгина любили именовать «основателем новой научной отрасли – истории социалистических идей»[32].

Его статья о Ж. Мелье была издана в 1918 г. в журнале «Голос минувшего», а на следующий год опубликована в виде отдельной брошюры и сама дипломная работа[33]. Текст публикации в «Голосе минувшего» совпадает с автографом 1908 г., т.е. замечания редакторов «Русского богатства» учтены не были. При подготовке отдельной брошюры В. Волгин переработал текст, он впервые именно здесь сформулировал тезис о различии между утопическим социализмом и эгалитаризмом. Так, были заложены основы «марксистского мельеведения»[34]. Вслед за этим появились этюд о Морелли (1921)[35], статья «Общественные теории ХVIII века»[36].

В 20-е гг. в Институте К. Маркса и Ф. Энгельса, где во главе кабинета по истории социализма стоял В.П. Волгин, существовал кружок «Друзей Бабефа» под руководством А.Д. Удальцова. В.П. Волгин не остался в стороне. В начале 1922 г. он опубликовал очерк «Идейное наследие бабувизма»[37]. Потом он еще не однократно будет возвращаться к теме бабувизма, а одну из своих итоговых работ – «Французский утопический коммунизм» – посвятит двухсотлетию со дня рождения Г.  Бабефа.

Первым обобщающим исследованием его были «Очерки по истории социализма»[38]. «В этой работе сделана впервые в советской марксистской историографии попытка наметить важнейшие этапы в развитии социалистической мысли до середины ХIХ в., установить ее основные закономерности»[39]. Но все же «Очерки» были лишь этюдами по отдельным проблемам истории социализма. Поэтому его «История социалистических идей», опубликованная в двух частях в 1928 и 1931 гг., имела целью «дать связное изложение развития социалистических идей в сжатой и по возможности доступной форме»[40]. Это был его курс лекций по истории социализма. В.П. Волгин своими работами 20-30-х гг. пытается решить задачу пропаганды и популяризации исторических знаний, особенно знаний по истории социализма. В изданном им курсе лекций «История социалистических идей» он пишет, что знакомство с историей социализма нужно для решения чисто практической цели – чтобы узнавать в общей массе современных социалистических течений старые разновидности социалистической мысли, отличать жизнеспособные элементы от элементов устарелых[41]. Древность происхождения обеспечивает авторитет, поэтому «узкая» трактовка социализма как явления ХIХ века, предлагаемая, например, Ф. Мерингом,[42] не устраивает. В.П. Волгин ищет «элементы социализма» в Древнем Мире. Насколько ново было в начале ХХ века увлечение Волгина исследованием идей социалистов и коммунистов? Конечно, это делалось и до него. Еще в конце ХIХ в. появились обобщающие работы А. Лиштанберже[43]. Была уже определенная традиция изучения утопического социализма и русскими историками. Конечно, научная ценность исследований В.П. Волгина различных представителей и течений общественной мысли не равновелика. Внимание В.П. Волгина привлекают вопросы и проблемы как уже разработанные в мировой историографии, так и мало малоизученные. Научная задача В.П. Волгина заключалась не только в анализе и систематизации идей предшественников К. Маркса, сводные каталоги утопий появлялись и до него. Нужно было четко определить предмет исследования, т.е. решить чисто теоретическую задачу. Выбрав в качестве камня преткновения решение вопроса собственности, демаркационную линию между социализмом и эгалитаризмом, социалистическими и коммунистическими утопиями он проводит уже в «Очерках». В.П. Волгин историю социалистических идей рассматривает в точки зрения исторического материализма, стремится поставить их в связь с социально-экономической обстановкой эпохи, что для историографии той поры было достаточно ново.

В этих же целях под общей редакцией В.П. Волгина издаются серии «Предшественники современного социализма» (1921 – 1923 гг.), «Социальные утопии» (1935 – 1937 гг.), «Предшественники научного социализма» (1947 – 1962 гг.)[44].

В.П. Волгин был одним из инициаторов создания особой отрасли науки – истории советской исторической науки, советской историографии. «Первым памятником этой его деятельности является обширный том «Общественные науки в СССР», изданный к 10-летию Советской власти. Это был его замысел, его инициатива. Он организовал авторский коллектив…»[45]. Позднее (в 1933 г.) он возглавит впервые созданную под его председательством в АН СССР Историческую комиссию по истории советской исторической науки.

Позиция В.П. Волгина этого периода четко видна из его речи перед студентами МГУ, опубликованной чуть позже в виде статьи «Советская власть и научные работники за 10 лет»[46]. «В старом обществе, преемниками которого мы являемся, – говорил он студентам МГУ, – кадры научных работников вербовались, конечно, не из пролетариата… Основная масса научных работников вербовалась из кадров мелко-буржуазной интеллигенции»[47]. В то же примерно время С.Ф. Ольденбург, непременный секретарь «старой» Академии наук писал, что камнем преткновения для ученых стал вопрос о диктатуре пролетариата, «вопрос особенно трудный для ученого, с его по преимуществу индивидуалистическим мировоззрением, результатом преемственного воспитания многих поколений научных работников»[48]. По мнению В.П. Волгина, проблема интеллигенции в том, что она оказалась не в состоянии понять сущность и конечную цель революции. Даже «лучшая часть» интеллигенции мечтала о некоем бескровном перевороте. Это была «розовая утопия… Таких революций не бывает». 1917 г. отпугнул от советской власти даже лучшую часть интеллигенции, «часть не чуждую известного сочувствия к абстрактному идеалу социализма»[49]. И в 50-е гг. В.П. Волгин делил историков на категории по их отношению к Советской власти: одни (например, Б.Д. Греков) сразу стали работать и получили полное признание. Другие (например, М.М. Богословский) медленно, постепенно признавали советскую действительность. Третьи – «не сближаясь идеологически, тем не менее, тихо и мирно работали»[50].

В.П. Волгин различает сросшуюся с буржуазией «верхушку интеллигенции» и «интеллигентскую массу». Но в первые годы советской власти практически вся интеллигенция, по его мнению, встала на путь саботажа. У советской власти первое время просто руки не доходили до старых научно-преподавательских кадров: «у нас не хватало сил для того, чтобы взять в свои руки научно-исследовательскую работу и работу высших учебных заведений во всем охвате, чтобы приблизить ее к новым потребностям советского социалистического строительства». Только с 1921 г. советская власть «вплотную берется за задачу преобразования высших учебных заведений согласно с новым классовым строением нашего общества и согласно с новыми государственными задачами»[51]. Но и прекращение гражданской войны не улучшило взаимоотношений между советской властью и научными работниками. Не смотря на все усилия, и в конце 20-х гг. между советской властью и научными работниками сохранились разногласия. «Сохранились и сейчас, – пишет В.П. Волгин в 1927 г., – упорно контрреволюционные группировки, стремящиеся использовать эти моменты в целях восстановления своего влияния, в целях закрепления в рядах научных работников антисоветских настроений»[52]. Этот призыв к революционной классовой бдительности в конце 1927 года отзовется эхом «академического дела».

Общество историков-марксистов проложило линию фронта между старыми специалистами и марксистами. Постепенно формируется концепция «исторического фронта». Борьба с представителя «старой школы» в исторической науки была связана с внутрипартийной борьбой с «правым уклоном», с нарастающим враждебным отношением к буржуазным специалистам. Речь шла о том, чтобы поставить под контроль историческую науку. Заместитель наркома просвещения, руководитель Комакадемии и Института красной профессуры М.Н. Покровский в 1926 г. поставил под вопрос само существование Академии Наук. Он и другие деятели Общества историков-марксистов (П.О. Горин, Г.С. Фридлянд и т.п.) хотят подчинить институты РАНИОН и саму Академию наук Коммунистической академии. Осада Академии наук началась в 1927 г. «Фронт» (пусть и «исторический») есть фронт, есть победители и побежденные, есть жертвы. Думаю, для В.П. Волгина проблема выбора между старой и новой наукой не стояла, (хотя проблема совести осталась), его едва ли можно отнести к ученым «старой школы».

И как работник Наркомпроса, и как работник Главпрофобра В.П. Волгин непосредственно соприкасался с судьбами старой профессуры. Из письма С.Н. Чернова от 4 марта 1928 г. С.Ф. Платонову: «Попечительское начальство… решило участь мою: ГУС во вторник признал, …что моя работа в Саратовском Университете должна прекратиться. Правда, не все так определяют постановления ГУС’а, но так его определил осторожный и уклончивый В.П. Волгин».[53] 12 апреля 1928 г. С.Н. Чернов повторяет С.Ф. Платонову: «От Саратова я пока еще не отказался, но мне в нем твердо отказывают»[54]. Причину скорой расправы с ним пострадавший видел в «настроениях местной власти», недовольной, в частности, тем, что он ходил в сюртуке и называл студентов «господами». Дальнейшую судьбу С.Н. Чернова в Саратовском университете решал уже Главпрофобр, в котором заседал все тот же «осторожный и уклончивый»[55].

В.П. Волгин выступил как активный пропагандист идеи Лассаля о тесном союзе между трудом и наукой: «Наука, чистая наука, не связанная с миром трудящихся, может явиться орудием в чьих угодно руках, в руках какого угодно класса, может служить целям истребления человечества вместо того, чтобы служить средством его торжества над природой»[56]. В 1927 г. был принят первый советский Устав Академии наук. В новом уставе, который утвердил ей Совнарком, Академии вменялось в обязанность приспосабливать научные теории к практике[57]. Вроде бы для решения этих же задач в 1927 г. была организована «Всесоюзная ассоциация работников науки и техники для содействия социалистическому строительству» (ВАРНИТСО). Во главе ее стояли: А.Н. Бах, бывший народоволец, заместитель председателя Президиума коллегии НТУ ВСНХ, Б.И. Збарский, бывший студент Женевского университета, также заместитель председателя Президиума коллегии НТУ ВСНХ, В.М. Свердлов, бывший банкир США, председатель Президиума коллегии НТУ ВСНХ[58]. Но эта ассоциация имела скрытые мотивы, она немало сделала в первую очередь для дискредитации «старой науки». Эта организация – наряду с профсоюзами, – претендовала тогда на роль еще одной школы коммунизма, но уже только в науке.

С апреля 1926 г. начала работу «Комиссия СНК по содействию работам АН СССР» под председательством секретаря ЦИК СССР А.Е. Енукидзе. 21 июня 1927 г. Совнарком образовал Комиссию для рассмотрения отчетов о деятельности Академии за 1925-1926 финансовый год. Председателем ее назначен В.П. Милютин. В Комиссию также вошли: А.Н. Бах, А.Я. Вышинский, Д.Б. Рязанов, М.Н. Покровский, Н.П. Голубов, П.С. Осадчий. Был членом этой Комиссии и В.П. Волгин. Комиссия была сформирована «по преимуществу из деятелей негативно относящихся к старому руководству АН. У каждого из них были свои основания для этого, но абсолютно всех объединяло стремление реформировать Академию наук в советском духе»[59]. Новым для академической среды было решение засекретить сам ход работы Комиссии: «…Индивидуальные заключения членов Комиссии… являются секретным материалом Комиссии и оглашению не подлежат»[60].

В 1928 г. В.П. Волгин был назначен членом еще одной комиссии – правительственной комиссии по выборам в АН СССР[61]. В краткой автобиографии он пишет: «В 1928 г. в качестве члена правительственной комиссии руководил подготовкой выборов в Академию наук»[62]. (Выделено мной – А.Г.). В.П. Волгин был включен в эту Комиссию в качестве одного из «представителей республик», а именно Туркменистана[63]. Подготовка к выборам началась с принятия нового Устава Академии наук. Академия переходила из ведения Наркопросса в непосредственное подчинение Совету Народных Комиссаров. Роль В.П. Волгина в выборной компании 1928 г. сейчас выглядит довольно неприглядной. Члены отборочных комиссий были вовлечены в так называемые «компромиссы»: академикам предлагалось за одного представителя новой науки включить в список избираемых в Академию одного или двух представителей старой науки. Во главе Академии тогда стояли геолог А.П. Карпинский, геохимик А.Е. Ферсман и востоковед С.Ф. Ольденбург. Среди академиков они считались «левыми».[64] Управляющий делами СНК Н.П. Горбунов прямо объявил непременному секретарю АН С.Ф. Ольденбургу, кого хочет видеть Москва в Академии.[65] И.К. Луппол и В.П. Волгин полуконфиденциально предупредили академиков: если хоть один правительственный кандидат будет в Отделениях провален – откажутся и все остальные[66]. Политбюро наметило 35 кандидатур новых действительных членов, которых надо было провести в академию. Эти кандидатуры были разделены на три группы по их степени близости партийному руководству. Но на выборах 1929 г. кандидатуры А.М. Деборина (Иоффе) – из второй группы, Н.М. Лукина и В.М. Фриче – из первой группы «партийной близости», руша все кулуарные договоренности, на заседании Академии были провалены. Якобы даже китаевед В.М. Алексеев заявил (правда, уже после собрания), что все работы этих трех кандидатов можно прочитать в газетах[67]. Вопрос стоял принципиально, что важнее для академика: заслуги перед наукой или перед партией. Тем не менее, вышеназванная троица все же стала академиками: «…в январе – феврале 1929 г. в результате беспрецедентного ведомственного давления и газетной травли в состав Академии была введена (хотя формально в результате «доизбрания» 13 февраля 1929 г.) группа членов партии, сразу же занявшая в ней руководящие посты. Параллельно шла чистка аппарата Президиума Академии наук»[68].

Встал вопрос об «усмирении» Академии. «Трудящиеся» писали письма в газеты и требовали проверить, чем занимаются академики. Преследования плюрализма идей постепенно распространяются и на людей. В 1929 г. Правительство поручило Наркомату Рабоче-крестьянской инспекции (РКИ) проверить работу Академии. РКИ создает специальную комиссию во главе с Ю.П. Фигатнером, которая проверила личный состав Академии. Вышеназванная комиссия по выборам в Академию наук, членом которой был В.П. Волгин, притормаживает свою работу. Вместо заседаний «представители союзных республик», в том числе и В.П. Волгин, то отправляются на острова, то в Эрмитаж. Выборные дела приостановились. С ноября 1929 г. в Академии начала работу еще одна правительственная комиссия – Особая следственная комиссия под председательством Я.Х. Петерса. В 1929 – 1930 гг. ОГПУ арестовало десятки ученых и научных сотрудников. Это было «Дело Академии Наук».

Позиция В.П. Волгина в деле реформирования Академии отражена в его публикациях н. 30-х гг.[69], отмеченных печатью распространенной тогда революционной риторики[70]. В статье 1932 г. он называет 1929 г. «поворотным годом в истории Академии», так как тогда Академия впервые избрала в свою среду ряд крупных научных работников – членов коммунистической партии, в Академии наук «образовалось коммунистическое ядро». Этот поворот «проходил не без борьбы». В области идеологии это была борьба против теории «чистой» науки, в организационной форме – борьба против индивидуализма в построении научной работы[71]. В.П. Волгин ни словом не обмолвился, какие формы принимала эта борьба.

Распоряжением правительства С.Ф. Ольденбург[72] отстранен от должности, на которой проработал четверть века, его место занял В.Л. Комаров, организатор отделения ВАРНИТСО на Дальнем Востоке. С.Ф. Платонов подал в отставку, А.Е. Ферсман подал в отставку.

В январе 1930 г. С.Ф. Платонов, Е.В. Тарле и Н.П. Лихачев арестованы. После арестов академиков, комиссия по выборам резко активизировала свою работу. Когда Комиссия СНК рассматривала список из 46 лиц «кандидатов в академики», то М.Н. Покровский самостоятельно добавил в этот список В.П. Волгина, «де факто» дав на него положительный отзыв[73]. Отборочные комиссии «быстро отобрали для безальтернативного баллотирования: у историков – В.П. Волгина (ему противостояли Д.Н. Егоров,[74] С.Б. Веселовский, М.В. Довнар-Запольский[75]), у химиков – Л.В. Писаржевского, у литературоведов – А.В. Луначарского (с ним конкурировали В.Ф. Переверзев и В.Ф. Шишмарев…)»[76]. 1 февраля 1930 г. в Ленинграде состоялось Общее собрание АН СССР, на котором избирались новые действительные члены Академии. Одновременно баллотировались Л.В. Писаржевский, А.В. Луначарский и В.П. Волгин. «За» соответственно было подано 49 голосов, 46 голосов и 43 голоса. При голосовании по кандидатуре В.П. Волгина больше всех подано «против» (3 голоса) и «воздержался» (6 голосов).[77] Однако прошли все: «Как только академики С.Ф. Платонов, Е.В. Тарле, Н.П. Лихачев и другие ученые были арестованы, уже 1 февраля 1930 года Политбюро внедрило в Академию новую группу членов партии – А.В. Луначарского и В.П. Волгина…»[78]. В.П. Волгин занял кафедру, освободившуюся после смерти его бывшего учителя по МГУ М.М. Богословского. Н.М. Лукин, составляя по поручению Особой Комиссии записку об ученых трудах В.П. Волгина, «наскрёб» 11 наименований, но зато отметил его как «выдержанного историка-марксиста» и подчеркнул, что можно говорить о создании В.П. Волгиным своей исторической школы, так как его ученики – Кунисский, Зайдель, Райский, Фендель – сами уже связаны с работой в высшей школе[79].

Не часто бывает, чтобы большой ученый был и большим организатором науки или, став большим организатором, оставался бы еще и большим ученым. История науки для современников – не только горы, но и холмы и плоскогорья[80].

На общем собрании АН СССР 4 марта 1930 г. Президентом АН СССР избран А.Н. Карпинский,[81] одним из вице-президентов В.Л. Комаров, а непременным секретарем АН СССР (сейчас эта должность не существует) – В.П. Волгин (ноябрь 1935)[82]. В.П. Волгин активно старался превратить тогдашнюю Академию наук в Академию наук Советского Союза. Выполняя указания партии, новое руководство энергично взялось за перестройку Академии. При этом едва ли не все важнейшие дела в обход Президиума АН СССР решались за «товарищескими чаепитиями», которые ввел в практику у себя на квартире Г.М. Кржижановский еще с 1929 г. Здесь собирался «академический актив», но не все академики и не только академики, а избранные: президента А.Н. Карпинского, например, не приглашали[83]. Новоиспеченный академик и непременный секретарь с головой погрузился в организационную работу. Цитирую, сохраняя строгость и простоту формулировок, выписку из протокола заседания Президиума ЦИК от 23 апреля 1930 г.: «Комитет по заведыванию учеными и учебными учреждениями ЦИК Союза ССР утвердить в следующем составе: Председатель – А.В. Луначарский…». (Выделено мной – А.Г.). Последней (даже без инициалов) стоит фамилия «Волгин». Подпись: «Секретарь ЦИК Союза ССР А. Енукидзе»[84].

В 1930 г. на базе Общества историков-марксистов в Москве и Ленинграде прошла дискуссия на тему «Буржуазные историки Запада в СССР». Критике подверглись Е.В. Тарле, Н.И. Кареев, В.П. Бузескул[85]. В конце 1930 г. к В.П. Волгину как к непременному секретарю Академии обращается еще один новоиспеченный почетный член Академии Наук (с февраля 1929) 80-летний Н.И. Кареев. Поскольку это письмо, с одной стороны, характеризует атмосферу эпохи «Академического дела», главных действующих лиц и исполнителей академической сцены, а, с другой, введено в научный оборот лишь частично,[86] приведу его полностью.

«Глубоко уважаемый Вячеслав Петрович,

Обращаюсь к Вам, как к непременному секретарю Академии Наук, почетным членом которой я имею честь состоять.

Я не могу оставить без самого решительного протеста со своей стороны касающиеся меня утверждения ак. Лукина в одном его докладе, содержание которого было изложено в вечернем выпуске «Красной звезды» от 26 декабря[87].

Рассматривая в этом докладе последние выступления части представителей нашей исторической науки «в свете данных процесса Промпартии» и в виду проявившегося в этих выступлениях «напора враждебных марксизму сил», ак. Лукин зачислил меня в эту часть наших историков, «в сочинениях которых, по его словам, не могли не отразиться реставрационные стремления господствующих классов царской России». В частности он приписывает мне «ряд антимарксистских работ, появившихся за последние годы на страницах иностранной печати откровенными выкриками против марксизма». Выходя за пределы чисто научной полемики, такие заявления и практически погрешают против правды, потому что во всех моих писаниях ак. Лукин не может указать ни одного места, которое отражало бы указанные «реставрационные стремления», как не существует и «ряда антимарксистских работ» моих в иностранной печати с какими то бы ни было «выкриками».

Представляю Вам самому решить, как следует смотреть на подобного рода заявления.

Уважающий Вас, Н. Кареев.

P.S. Тождественное письмо я послал и А.П. Карпинскому, да и вообще не придаю ему конфиденциального характера, делая, наоборот, чтобы возможно большее число лиц знало об этом моем протесте. 28 декабря 1930 г.»[88]

Н.М. Лукин выдвинул против Н.И. Кареева страшное по тем временам обвинение, связав имя историка с процессом «Промпартии» и упрекнув его в «реставрационных стремлениях свергнутых классов». На письме резолюция В.П. Волгина: «К сведению. 29 декабря». Н.И. Карееву 7 декабря исполнилось 80 лет. Академических торжеств не было. Он умрет через полтора месяца, 18 февраля 1931 г.

14 сентября 1930 г. в Минске был арестован В.И. Пичета, с которым В.П. Волгин учился вместе в МГУ, и которого он рекомендовал в 1921 г. для работы в БГУ. В 1931 г. был арестован Д.Б. Рязанов. У Д.Б. Рязанова, напомню, В.П. Волгин учился марксизму в конце 90-х гг., с ним создавал Соцакадемию, с ним работал в Институте К. Маркса и Ф. Энгельса, с ним же проверял деятельность Академии наук, а затем в ней же и состоял. Ни слова поддержки. Д.Б. Рязанов был исключен из партии, из членов АН СССР и Комакадемии, отправлен в ссылку и в 1938 году расстрелян[89].

В.П. Волгину не до науки. В 1930 г. у него вышли две заметки в БСЭ, одна об У. Годвине, другая об его бывшем учителе Р.Ю. Виппере. Судьбу Р.Ю. Виппера он рассматривает так же, как он рассматривал ранее и судьбу русской интеллигенции – сквозь призму отношения к Октябрьской революции. Р.Ю. Виппер для него – «талантливый лектор, прекрасный руководитель семинарских занятий, ученый с исключительно подвижным и восприимчивым умом и с чрезвычайно широкими интересами», который «во все время своей преподавательской деятельности группировал вокруг себя лучшие, наиболее живые и радикальные элементы студенчества», хотя «школы в настоящем смысле слова не создал». Нет школы – нет «в настоящем смысле слова» учеников. В.П. Волгин дистанцируется от своего научного руководителя, так как тот оказался не в состоянии принять Октябрьскую революцию. «Он понял ее как разгром культурных ценностей и поражение дорогих ему индивидуалистических начал… Меняется…, становясь резко отрицательным, его отношение к революционному движению и к теории этого движения – историческому материализму». Последние работы Р.Ю. Виппера, по мнению его бывшего ученика, а ныне академика, – яркий пример того, «как реакционная позиция, занятая в жизни, влечет к реакции и в научной области»[90]. Р.Ю. Виппер в 1924 г. эмигрировал в Латвию, где преподавал в Рижском университете, но он в 1941 г. вернется в Москву, станет профессором МИФЛИ и МГУ, а с 1943 г. в качестве старшего научного сотрудника будет работать вместе с В.П. Волгиным в ИИ АН СССР. Ю.П. Мадор вспоминает слова В.П. Волгина: «Как это странно. Был человек, с лицом хорошо тебе известным. Потом пришли и сказали: он черт. И повторили это сто раз, тысячи раз: и словно по заклятию человек с его лицом исчез, осталось только слово, его похоронившее. И вот теперь снова говорят: человек этот не был чертом, у него по-прежнему есть свое лицо. И смутно сквозь рассеивающийся туман снова проступают черты этого лица»[91]. Кого имел В.П. Волгин в виду конкретно под этим «человеком»? К кому относились его слова?…

В новом Уставе АН СССР, разработанном комиссией под председательством В.П. Волгина в 1930 г., был изменен параграф об исключении из Академии наук. Теперь «действительные члены, почетные члены и члены-корреспонденты Академии наук лишаются своего звания постановлением Общего собрания, если их деятельность направлена во вред Союзу ССР». Напомню, в это время трое академиков уже были арестованы, но приговор им еще не был вынесен. Ровно через год после того как В.П. Волгин стал академиком, 2 февраля 1931 г. состоялось закрытое Чрезвычайное Общее собрание АН СССР. Председательствовал В.П. Волгин. Он доложил официальное сообщение об установлении вины академиков и предложил их исключить. Президент А.П. Карпинский вдруг решительно стал возражать: «… различие мнений никогда не служило причиной задержки того, для чего Академия наук вообще предназначена, а именно: для выяснения научных истин»[92]. Завязалась дискуссия между В.П. Волгиным и А.П. Карпинским. В.П. Волгин решил «вывернуть» вопрос: «Тогда позвольте поставить вопрос на голосование в такой форме: кто против того, чтобы перечисленных мною членов из состава Академии исключить? … Позвольте спросить все же, кто против моего предложения?»[93]. Руки поднимать академикам решительно не хотелось. Евгений Викторович Тарле будет потом во всех своих злоключениях винить Н.М. Покровского, а В.П. Волгина называть «чистейшим и благороднейшим человеком». Как говорил В.П. Волгин: «Самое важное для человека – это иметь чистую совесть»[94]. Очевидно, имея в виду таких историков, как А.М. Панкратова, С.А. Пионтковский, Е.М. Ярославский, один современный автор пишет: «Вирус» служения партии, государству, начальству вытеснял все другие мотивы и побудительные цели научного творчества и изменял отношения между учеными (жажду познания, престиж эрудиции и образованности, трудолюбие и бескорыстие, солидарность и взаимопомощь, чем всегда отличалась русская наука). Появление в науке людей, руководствующихся в своей деятельности иными мотивами и соображениями, не свойственными науке, и должно было породить вражду, доносы, зависть, интриганство, предательство учителей и учеников, цинизм, равнодушие и конформизм»[95].

Для А.П. Карпинского, как ни странно, инцидент прошел без последствий. На заседании Политбюро ЦК ВКП (б) от 25 февраля 1931 г. решено: «Оставить президентом Карпинского, вице-президентами утвердить т. Кржижановского, Марра, Комарова, непременным секретарем – т. Волгина»[96].

Можно по разному относиться к изменениям в деятельности АН СССР в 1929-1930 гг., но следует констатировать большую роль В.П. Волгина в этих изменениях как лицо непосредственно занимающееся «заведыванием учеными». Советские историки единодушно признают роль В.П. Волгина как организатора советской исторической науки и одного из руководителей АН СССР. «Человек высокой культуры, мастер не только в своей области, но и знаток в области искусства и литературы, человек исключительного такта, он выдвигался Правительством на ответственнейшие посты в годы перестройки наших научных учреждений в соответствии с задачами культурной революции. Так, когда в 1930 г. ХVI съездом партии был провозглашен лозунг общего наступления социализма по всему фронту и партия мобилизовала советских ученых на борьбу на подъем научно-исследовательской работы, В.П. Волгин принимал самое деятельное участие в перестройке Академии»[97].

В 1929 г. при Академии наук организована аспирантура. Создана специальная Комиссия по аспирантам, позднее преобразованная в Комитет по подготовке кадров. 26 июня 1932 г. В.П. Волгин назначен председателем этой комиссии[98]. Он проделал большую работу по реорганизации подготовки в Академии аспирантов. Теперь решено в аспирантуру Академии принимать лиц, уже окончивших аспирантуру в высшем учебном или научно-исследовательском заведении. В начале 1933 г. была проведена проверка состава аспирантов Академии с точки зрения наличия у них соответственного уровня научной квалификации и в результате было отчислено 69 человек[99].

В 1928 г. Г.М.Кржижановский декламировал: «Бойцы не те, кто бегут от жизни в научные замки, а те, кто сливает свою волю с волей класса, который ведет человечество вперед»[100]. В новом Уставе АН СССР 1930 г., впервые формулируются задачи тесной связи науки с практикой социалистического строительства. Сам В.П. Волгин писал в этой связи: «Среди научных работников Академии были широко распространены страхи и опасения за судьбы научно-теоретической работы, если она будет связана с практическими задачами строительства». Он видел в теории «чистой» науки естественное идеологическое оправдание нейтралитета АН в первый период Советской власти, непризнание марксистско-ленинской концепции единства теории и практики[101]. Благодаря усилиям нового руководства Академии впервые в истории Академии наук в целях сближения теории с практикой организованы выездные сессии: Урало-Кузбасская сессия (в Свердловске и Новосибирске) состоялась в июне 1931 г. В.П. Волгин принял непосредственное участие в ее проведении[102]. В.П. Волгин – постоянный член оргкомитетов многочисленных конференций по изучению производительных сил советских республик. 20 августа 1932 г. он включен в состав Оргкомитета по созыву Конференции по изучению производительных сил Туркменской ССР во втором пятилетии[103]. Затем будут аналогичные Оргкомитеты конференций по производительным силам Казахстана, Узбекистана, Бурято-Монголии и т.д. Уже в 1933 г. Президиум ЦИК с удовлетворением констатировал решительный поворот в работе Академии «в направлении обслуживания практических задач социалистического строительства». Когда в 1945 г. В.П. Волгин будет выдвинут на соискание Сталинской премии, академик Н.С. Державин в своем рекомендательном письме особо отметит, что «должны быть учтены заслуги академика В.П. Волгина перед отечественной наукой в связи с работой его как одного из руководителей Академии Наук СССР в крайне напряженный период приближения деятельности Академии Наук к потребностям социалистического строительства (непременный секретарь АН СССР в 1930-1935 гг.)…»[104].

Научная работа, по мнению В.П. Волгина, должна строиться не в соответствии с субъективными вкусами ученых, а по единому согласованному во всех звеньях плану. Это вполне соответствовало призыву Н.И. Бухарина преодолеть «анархию культурно-интеллектуального производства». Даже непременный секретарь АН СССР С.Ф. Ольденбург еще в 1928 г. сетовал, что в ХVIII в. «объединения было больше, чем теперь» и признавал, что «задачей культурной революции и является прежде всего преодоление этой, несомненно, вредной для жизни вообще и для науки в частности, анархии путем сознательного строительства научной и культурной работы»[105]. Между тем, пишет В.П. Волгин, «в старой Академии немало было голосов, доказывавших невозможность, нецелесообразность, вред для научной мысли какого-либо планирования научной деятельности»[106]. Многие ученые воспринимали это как посягательство на их свободу научного творчества, полагали, что планирование убьет само научное творчество. В 1931 г. Академия все же уже работала по первому в ее истории производственному плану. В своей речи на партийном собрании В.П. Волгин в 1933 г. сказал: «Многие…, может быть, не представляют себе, какой борьбы и каких усилий, какого количества разговоров, доказательств всякого рода требовало от нас внедрение в Академию простой идеи планирования научной работы…»[107]. Внедрение планового начала в деятельность АН требовало изменений в сети академических институтов и лабораторий: многие были упразднены, еще большее количество слито в крупные комбинаты. Укрупнение облегчало планирование.

Одной из сторон перестройки работы Академии была перестройка структуры ее учреждений. В русле политики сближения теории с практикой социалистического строительства было и создание сети академических филиалов. В.П. Волгин вместе с президентом АН СССР В.Л. Комаровым[108] был инициатором создания системы филиалов АН СССР. Цель – создание на периферии самостоятельных научно-исследовательских центров, подготовка национальных научных кадров, приближение науки к нуждам народного хозяйства. К строительству филиалов и баз Академия приступила с конца 1931 г. С января по июль 1932 г. созданы Уральский, Дальневосточный и Закавказский филиалы. Материальная неопределенность, недостаток кадров, отсутствие хорошо оборудованных лабораторий тормозят этот процесс. Но, тем не менее, как бодро рапортует в 1932 г. непременный секретарь АН СССР, создаются ассоциации академических институтов, комплексные институты (базы), сеть специальных станций «от Хибиногорска до Тифлиса и Сталинабада, от Ленинграда до Владивостока»[109]. Смета Академии с 1928 по 1934 гг. выросла в 8 раз[110]. 27 июля 1935 В.П. Волгин командирован в Закавказский филиал АН СССР. После его отчета по итогам командировки было принято решение об образовании вместо одного трех филиалов: Азербайджанского, Армянского и Грузинского.[111] После войны, в 1946 – 1949 В.П. Волгин станет председателем Совета филиалов и баз АН СССР. Позднее эти филиалы вырастут в самостоятельные республиканские Академии.

Работа по укреплению кадров Академии дала свои плоды: с 1928 г. по 1934 гг. число академиков увеличилось в два раза, а научных сотрудников в три раза. Работало 17 методологических семинаров, призванных помочь научным сотрудникам в овладении марксизмом-ленинизмом и методом диалектического материализма. На необходимость этого особое внимание обращал В.П. Волгин[112].

В фонде В.П. Волгина сохранился его билет делегата «с решающим голосом» III-го Ленинградского областного съезда Советов, который проходил в феврале 1931 г.[113] На этом съезде он избран членом Ленинградского облисполкома. С 1932 г. он еще член Васильеостровского райкома партии. Сохранился также пропуск на Четвертую ленинградскую областную конференцию ВКП (б) с лаконичной формулировкой: «Пропуск всюду»[114]. В январе 1932 г. его избирают членом Центрального Совета Культурного Строительства при ВЦИК. В 1932 г. он избран членом Комиссии по выработке II-го пятилетнего плана Ленинградской области[115]. Однако В.П. Волгин не баловал своим вниманием и присутствием товарищей по секции Ленсовета, он не присутствовал на их заседаниях ни в помещении Смольного, ни в помещении трамвайного парка Леонова, ни в помещении клуба «Парижской Коммуны». Он крайне занят, его приглашают всюду, даже на заседания Совета Всесоюзного Арктического Института[116]. Руководство же секции Ленсовета, членом которой значился В.П. Волгин, шлет ему напоминания, что он «исключительно слабо посещает пленумы секции». Председатель секции грозит Мандатной комиссией[117]. Но пригласительные билеты пестрят пометками, сделанными рукой секретаря: «В отъезде», «в Москве», «Быть не может». Бюро секции культурного строительства Ленсовета в январе 1933 г. настаивает, чтобы В.П. Волгин освещал в печати свою работу в секции не реже одного раза в месяц[118]. Но и это не дает никаких результатов.

Три заметки в БСЭ, выход в свет второй части курса лекций по истории социалистических идей и варианта очерков по истории социализма, один доклад на конгрессе историков в Варшаве и две статьи-предисловия о Т. Компанелле и Т. Море, – все, что опубликовал в научном отношении В.П. Волгин с 1930 г. по 1935 г.. Это не только его беда, это беда всех функционеров от науки. Сотрудник исследовательского сектора ИРЛИ В.В. Буш, просит в личном письме от 26 июня 1932 г. В.П. Волгина освободить его от обязанностей ученого секретаря ИРЛИ, так как эта должность его «решительно оторвала от научной работы». В письме проскальзывают нотки обиды: «Хотел поговорить с Вами об этом лично, но Вы не имели возможности мне ответить даже по телефону». На заявлении В.В. Буша в Президиум АН СССР с аналогичной просьбой стоит резолюция В.П. Волгина: «Категорически боюсь обещать – сейчас очень занят. По вопросу об уходе можно будет говорить в сентябре-октябре».[119] Ему некогда даже обещать, организационная работа в качестве непременного секретаря отнимает все его время. С марта 1931 г. он член Комиссии (затем Оргбюро) по разработке проекта положения об Институте Славяноведения,[120] с января 1932 – председатель Комиссии по реорганизации Физико-математического института,[121] в конце марта он командирован от АН в Хибиногорск «для участия в I-ой полярной конференции», которая проходила с 9 по 11 апреля 1932 г.[122] За 1933 г. в Академии значительно выросла сеть разнообразных комиссий, В.П. Волгин был членом подавляющего большинства из них. Он постоянный член оргкомитетов различных юбилеев, например, оргкомитета по созыву юбилейного Менделеевского съезда (1933 г.), председатель комиссии по организационным вопросам, член комиссии по заграничным командировкам, комиссии по уточнению штатов, комиссии по установлению научных связей с Турцией,[123] «комиссии по выработке резолюции по докладам, посвященным проблемам нефти и минеральных солей Урало-Эмбенского района» и член редколлегии по изданию сборника к юбилею Фирдоуси… Когда при Отделении общественных наук в 1933 г. возникла Историческая комиссия, в задачу которой входило «объединение и направление исторической работы, ведущейся в отдельных институтах Академии, организация научной работы в таких областях исторической науки, которые в настоящее время недостаточно привлекают к себе внимание историков, хотя его по своему значению и заслуживают»,[124] В.П. Волгин стал ее председателем. В октябре 1932 г. В.П. Волгин уже предлагает включить в состав Президиума АН СССР еще одну должность – заместителя непременного секретаря АН СССР[125].

Руководство партии и страны одобрило достижения по перестройке Академии, но все же, что бы еще более связать работу Академии с практикой социалистического строительства и укрепить плановое начало, было решено в конце 1933 – начале 1934 г. Академию Наук передать из ведения ЦИК СССР в ведение Совнаркома и перевести ее в Москву. Во второй половине 1934 г. Академия переезжала из Ленинграда в Москву согласно решению Совнаркома. Роль В.П. Волгина в этом «великом переселении академиков» еще предстоит выяснить. «Эта сложная операция сама по себе является совершенно исключительным фактом в истории научных учреждений», – писал наш непременный секретарь АН в 1934 г.[126]

Как представитель советской науки В.П. Волгин принимал участие в различных международных съездах историков. С 1913 по 1923 гг. не проходило вообще ни одного международного исторического конгресса[127]. На первом послевоенном конгрессе в Брюсселе присутствовали В.В. Бартольд и Е.В. Тарле от Академии Наук СССР. Это уже был шаг с точки зрения возобновления научных контактов с Западом. Но только 1928 г. можно считать по праву выходом советских историков на международную арену. Сначала была неделя советской исторической науки в Берлине, затем Шестой Международный конгресс исторических наук в Осло. В.П. Волгина как профессора МГУ командировали на два месяца в Швецию и Норвегию для научной работы и участия в VI Всемирном конгрессе исторических наук в Осло[128]. Главой советской делегации был М.Н. Покровский[129]. В.П. Волгин в предпоследний день работы конгресса прочитал доклад «Социализм и эгалитаризм в истории социалистической теории»[130].

Еще в Брюсселе было объявлено о подготовке создания Международного Комитета Исторических Наук. С 1926 г. решено, что Международные исторические конгрессы подготавливаются Международным историческим комитетом, который периодически собирается на сессии. Этот Комитет определяет место и время очередного конгресса. Конкретная же подготовка конгресса возлагается на страну, которая принимает конгресс. С 1928 г. в этом Комитете есть и представители СССР – М.Н. Покровский, М.С. Грушевский, В.П. Волгин. После смерти М.Н. Покровского (10 апреля 1932) его мандат в этом Комитете перешел М.Н. Лукину[131]. В 1930 г. уже в качестве Непременного секретаря и действительного члена АН СССР В.П. Волгин отправляется в Оксфорд и Лондон на сессию Международного исторического комитета. На сессии 1930 г. советская делегация наметила ряд своих представителей в различные постоянно действующие комиссии (Фридлянд, Лукин, Адоратский, Пашуканис, Томсинский, Греков)[132]. Таким образом, изначально среди представителей СССР в президиуме и комиссиях МКИН не было представителей старой школы[133]. В 1932 г. проходит сессия Международного исторического комитета в Гааге. Собственно работе сессии предшествовала конференция по вопросам преподавания истории. В советскую делегацию входили А.В. Луначарский, В.П. Волгин и М.Н. Лукин. В 1933 г. состоялся VII Международный конгресс исторических наук в Варшаве. На конгрессе присутствовало 1 100 человек. Естественно выступали не все, «кое-кто, вероятно, приехал, просто воспользовавшись случаем посмотреть новую, неизвестную ему страну»[134]. От СССР, кроме В.П. Волгина были Н.М. Лукин, Н.С. Державин, П.Ф. Преображенский, П.О. Горин, А.М. Панкратова. Доклад В.П. Волгина «От Бабефа к Марксу» был прочитан на пленарном заседании[135]. В пригороде Варшавы Жолибуже было так же прочитано три доклада, один из которых – В.П. Волгина «Академия наук и социалистической строительство». Чуть позже в связи с этим конгрессом В.П. Волгин сделал доклад на заседании Историко-археологического института АН СССР и опубликовал две статьи[136]. Он был вынужден признать, что на конгрессе марксизм оказался «вне науки» и поставил задачу для советских историков бороться на международных конгрессах за молодежь. На варшавском же конгрессе состоялось организационное заседание комиссии по изучению социальных движений. От СССР в эту комиссию вошел Н.М. Лукин.

В 1934 г. на сессии Международного исторического комитета в Париже В.П. Волгин предложил проект публикации документов архивов в издании «Архивы истории социальных движений ХVIII и ХIХ вв». После того как В.П. Волгина освободили от обязанностей непременного секретаря АН СССР, он еще один раз принял участие в заседании МКИНа, в 1936 г. в Бухаресте[137]. Здесь также обсуждался архивный вопрос, но в основном речь шла о подготовке VIII Международного конгресса историков, который должен был состояться в Цюрихе в 1938 г.. Советская делегация (в лице В.П. Волгина и Н.М. Лукина) предложила свою программу будущего конгресса, стремясь привнести в его работу плановость и системность, но все планы нарушила война. Следующее участие советских историков в работе международных научных органов состоится только после Второй мировой войны.

С середины 30-х гг., если не тучи, то облака появились над горизонтом непременного секретаря АН СССР.

В деле В.П. Волгина отложилась копия письма директора Ломоносовского института АН СССР академика А.Е. Ферсмана от 23 мая 1935 г. на имя Глеба Максимилиановича. Очевидно это письмо Г.М. Кржижановскому. В письме в частности говорится: «все мы прекрасно понимаем, что сейчас необходимы самые решительные мероприятия по реорганизации академии и что всякого рода мелкие, частные поправки и коррективы являются не только нежелательными, но и вредными…, необходим коренной пересмотр форм организации академии… Академия должна являться верховным научным органом, забота которого и задачи которого не должны перекрываться и закрываться интересами самой академии как учреждения… Президиум Академии завален громадным количеством повседневных мелких работ…» Среди прочего необходимо, пишет А.Е. Ферсман, сохранить в Президиуме «только общее руководство…, только решение больших научно-исследовательских и научных проблем науки в целом… Коренным образом перестроить состав Президиума включив в него лиц с крупным научным и научно-общественным авторитетом… Падение авторитета Академии грозит падением авторитета науки в стране… На нас самих лежит обязанность в течение настоящего лета и осени представить правительству проект новой Академии, не боясь отдельных обид, личного самолюбия и неизбежных при таком процессе ошибок». А.Е. Ферсман, выступая за децентрализацию и выделение административно-хозяйственной деятельности в отдельное управление, считает, что необходима для этого коренная переделка Устава[138].

Ни одна реорганизация у нас, кажется, еще не проходила без кадровых перестановок, иногда, кажется, что ради последних, главным образом, она и затевается или, по крайней мере, часто к ним сводится. 18 ноября 1935 В.П. Волгин читает в Центральном Доме Красной Армии доклад «От Кунсткамеры до Академии наук»[139]. 20 ноября 1935 г. постановлением общего собрания АН СССР ему вынесли благодарность за его работу в руководящих органах АН и освободили от обязанностей непременного секретаря, поставив на его место бывшего управляющего делами СНК Н.П. Горбунова[140]. 21 декабря 1935 г. по собственной просьбе В.П. Волгина освободили от обязанностей Председателя Квалификационной комиссии по общественным наукам, поставив на его место А.М. Деборина.[141] 21 декабря 1935 г. он также просит освободить его от работы в Редакционных комитетах по изданию сочинения А.С. Пушкина и Г. Успенского.

После того как В.П. Волгина освободили от руководящих постов в АН СССР, он сосредоточился на работе во вновь создаваемом научном институте. В 1936 г. Историко-археографический институт в Ленинграде сливают с Институтом истории Комакадемии. Все же не Академия наук была присоединена к Комунистической академии, а, наоборот, учреждения последней были переданы в систему АН СССР. Создается Институт истории АН СССР, который тут же переводится в Москву (в Ленинграде остается его отделение). 20 июня 1936 г. В.П. Волгин утвержден членом Ученого Совета ИИ АН СССР[142]. Президиум АН своим Постановлением утвердил В.П. Волгина в качестве заведующего сектором новой истории ИИ АН СССР[143]. В.П. Волгин был инициатором создания и председателем Группы по изучению истории Франции при ИИ АН СССР. Он станет также (в 1958 г.) одним из инициаторов основания и главным редактором «Французского ежегодника», который готовился этой группой при ИИ АН СССР.

В предвоенные годы В.П. Волгин занимается новым большим проектом. Он – инициатор и главный редактор «Всемирной истории» (издание было прервано войной)[144]. За работу в качестве председателя Редакционной коллегии «Всемирной истории» ему был утвержден оклад в размере 1 400 рублей[145]. О его редакторской работе следует сказать особо. «Если на титульном листе стояло «под редакцией В.П. Волгина», то это означало, что Вячеслав Петрович самым добросовестным образом прочитал рукопись и выправил в ней все, вплоть до машинописных опечаток и неправильно расставленных запятых», – вспоминал В.М. Далин.[146] Но, чтобы расставить запятые, редактору (будь он хоть трижды академик) нужно сначала получить от автора рукопись. Кто готовил когда-нибудь к изданию сборники статей, энциклопедии и прочие коллективные продукты труда ученых, поймет с какими трудностями порой приходится сталкиваться редколлегии. Маленький лучик света на секреты издательской и редакторской кухни, на которую принято сетовать, но не исследовать, проливает личная переписка. 15 января 1940 г. В.П. Волгин в связи с тем, что никак не дождется для первого тома «Всемирной истории» статьи по французской литературе ХVIII века от Константина Николаевича, пишет письмо Николаю Севастьяновичу с просьбой: «если это может помочь, оказать на Константина Николаевича соответствующее «отцовское» давление»[147]. В 1939-1941 гг. В.П. Волгин принимал самое непосредственное участие в составлении и редактировании большого коллективного труда по Французской революции. Под его совместной с Е.В. Тарле редакцией вышел один из томов этого издания – «Французская буржуазная революция»[148]. Еще один том – «Канун Французской буржуазной революции» был подготовлен к печати, но в свет тогда так и не вышел[149]. На тот момент он с Е.В. Тарле оказался самым авторитетным знатоком истории Французской революции среди советских ученых.

В июле 1941 г. в соответствии с решением Президиума АН СССР В.П. Волгин в числе прочих академиков направлен в эвакуацию. В Москву он вернется только в мае 1943 г. На это время он обосновался в Свердловске, где читает курс лекций в Университете, обрабатывает свои выписки по истории утопического коммунизма Франции 30-40-х гг. ХIХ века, пишет статьи для радио. Из его письма Ф.В. Потемкину от ноября 1941 г.: «Я рассуждаю так, что лучше делать нечто, вообще говоря, полезное, чем заниматься праздными разговорами о том, что полезно для обороны, фактически ничего для нее не делая»[150]. Он по-прежнему страдает от «язвенной болезни»: «то на несколько дней забываю о болезни, а то она вдруг чувствительно о себе напомнит». Он пытается работать даже в больнице. У него не клеится глава о Пеккере:[151] «подозреваю, что это – результат отказа от курения. Надо, очевидно, взять в руки свою нервную систему, не возвращаясь к привычному яду (не хочется!)…».[152] В октябре 1941 г. без вести пропал его сын, ушедший в ополчение[153]. В письме от ноября 1941 г. В.П. Волгин пишет Ф.В. Потемкину: «Очень нас мучит, что от сына больше месяца ничего нет. Он на фронте под Москвой, если, конечно, вообще существует. Не знаю, когда мы получим от него или о нем вести. Но что делать. Вся земля так переполнена горем, не знающим себе равных в мировой истории.... А все-таки горько»[154]. Судьба сына выяснится только после войны. В одной из последних своих книг В.П. Волгин сделает такое посвящение: «Памяти моего сына Юрия, погибшего в октябре 1941 г. под Наро-Фоминском»[155].

Вячеслав Петрович в эвакуации тоскует по своим коллегам, друзьям, с которыми его разлучила война и которые оказались, кто в Казани, кто в Ташкенте, кто в Алма-Ата: «жалею только о том, что наши историки оказались в другом городе…», «переписываюсь довольно деятельно с Ташкентом и Алма-Ата…», «…досадно, что Институт, так сказать, проехал мимо меня…», «…являюсь здесь (в Свердловске – А.Г.) с деловой точки зрения некоторым инородным телом среди геологов и техников…»[156].

Однако, 6 мая 1942 г. на Свердловской сессии АН СССР «инородное тело» избрали одновременно вице-президентом (оставался им до 1953 г.) и академиком-секретарем Отделения истории и философии АН СССР[157]. В карьерном плане это был для В.П. Волгина пик.

В жизни В.П. Волгина начинается новый этап. Как вице-президенту АН СССР ему приходилось решать самые разные вопросы, вплоть до работы закрытых распределителей. Из письма В.П. Волгина председателю Совнаркома Узбекской ССР Абдурахманову от 27 мая 1942 г.: «… со снабжением академиков и научных сотрудников наших институтов в Ташкенте не все обстоит благополучно. Столовые Академии Наук снабжаются слабо, а в закрытом распределителе не отпускается никаких продуктов»[158]. А осенью 1942 г. он, по-прежнему находясь в Свердловске, готовит заключение по итогам соцсоревнования гуманитарных институтов АН СССР эвакуированных в Ташкент[159]. В это же время он организовал в Свердловске Уральский филиал Комиссии по истории Великой отечественной войны, ставший прототипом республиканских и областных комиссий по составлению хроники Великой отечественной войны[160]. Он активно участвует в работе Комиссии по мобилизации ресурсов Урала, Западной Сибири и Казахстана на нужды обороны.

В.П. Волгину как вице-президенту вменялось в обязанность: руководство редколлегией «Вестника АН СССР» (с 1942 г.), руководство Библиотечной комиссией АН СССР (с 1945 по 1953 гг.), которая осуществляла общее руководство деятельностью библиотек АН СССР, руководство Книжным отделом, Музейной и архивной комиссией, общее руководство Отделениям литературы и языка[161]. Отделением экономики и права, непосредственное руководство Отделением истории и философии, выполнение обязанностей заместителя председателя Редакционно-издательского совета АН СССР (с 1942 по 1953 гг.)[162]. Постановлением Президиума АН СССР от мая 1946 г. он назначается зам. ответственного редактора (по Отделению общественных наук) пятилетнего плана АН СССР[163].

В качестве академика-секретаря Отделения истории и философии АН СССР в ноябре 1943 г. он хлопочет в СНК об организации мероприятий по поводу 250-летия Вольтера[164]. Именно это Отделение (совместно с Отделением языка и литературы) организовало научную сессию в связи с юбилеем Вольтера. На этой сессии В.П. Волгин выступил с докладом «Историческое значение Вольтера», позднее он опубликует о Вольтере несколько статей[165]. На январь 1944 г. в Отделении было 17 действительных и 22 члена-корреспондента АН СССР. С 1944 г. Отделение истории и философии получило разрешение на издание собственного печатного органа – «Известия АН СССР. Сер. Истории и философии», редактором которого и стал В.П. Волгин.

Но на вверенном ему направлении не все было гладко. В 1944 г. работа Института философии АН СССР была «подвергнута обсуждению в директивных органах». В ряду отмеченных недостатков и ошибок важнейшей является «неправильная оценка немецкой философии конца ХVIII и начала ХIХ в.». Дело в том, что в изданном Институтом философии 3-м томе «Истории философии» немецкие философы Кант, Фихте и особенно Гегель «были представлены в идеализированном виде, реакционные и националистические черты их философских систем были смазаны». В своем отчете за 1944 г. о работе Отделения истории и философии АН СССР В.П. Волгин указывает, что «установление факта этих ошибок было причиной освобождения от обязанностей директора Института философии члена-корреспондента П.Ф. Юдина»[166].

В начале 1945 г. В.П. Волгина выдвинули на Сталинскую премию. Ходатайство Ученого Совета ИИ АН СССР вместе с письмами академиков Б.Д. Грекова и Н.С. Державина составило 70 страниц[167]. Очень многие стали «солдатами партии» в обстановке 30 – н. 50-х гг., которая требовала «выживания». Миновала ли эта участь В.П. Волгина? Как ему удавалось продержаться «на плаву»? Конечно, ему приходилось стараться соответствовать неофициальному сану историка социализма № 1. В 1940 г. сначала в журнальном варианте, а в 1942 г. уже в виде книги вышло его «Развитие социалистических идей и Сталинская Конституция»[168]. В 1942 г. наряду с Е.В. Тарле и А.М. Панкратовой выступил в качестве ответственного редактора сборника «Двадцать пять лет исторической науки в СССР». В предисловии к сборнику редакторы благодарили партию, правительство и лично товарища Сталина за руководящие указания вследствие которых «было ликвидировано вредное влияние так называемой «школы Покровского» и советская историческая наука вышла на широкую творческую дорогу»[169]. Сталинскую премию ему не дали, но в 1945 г. он награжден орденом Ленина за выдающиеся заслуги в развитии науки и техники и в связи с 220-летием Академии Наук СССР, в 1946 г. медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг.», а 26 июня 1949 г. в связи с семидесятилетием со дня рождения он был награжден орденом Трудового Красного Знамени. В декабре 1949 г. В.П. Волгин назначен председателем редакционной коллегии специального выпуска по случаю 70-летия И.В. Сталина журнала «Вестник Академии наук»[170]. Он пишет для этого выпуска «поздравительную» статью «Сталин и борьба за мир»[171]. В том же декабре 1949 он печется в Отделе пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) об издании Институтом русской литературы АН СССР сборника «Народы СССР – Сталину»[172]. Он не смог не откликнуться и на сочинение И.В. Сталина «Относительно марксизма в языкознании». Заглавие рецензии говорит само за себя[173].

На общем собрании АН СССР 4 июня 1946 г. В.П. Волгин избран директором Молдавской базы АН СССР и одновременно председателем Совета филиалов и баз АН СССР (до 1947 г.)[174]. С 1947 г. он выполняет функции заместителя председателя Совета по координации научной деятельности АН союзных республик. Но уже 19 апреля 1948 г. В.П. Волгин пишет письмо С.И. Вавилову и просит освободить его с должности директора Молдавской научно-исследовательской базы, «так как он ни разу не смог выехать в Кишинев и не видит такой возможности в будущем». Резолюция С.И. Вавилова: «Прошу поставить на Президиум. С просьбой В.П. Волгина придется согласиться»[175]. Молдавские ученые так и не дождались своего директора, на его место 18 марта 1949 г. был назначен П.А. Баранов.

Порой, ему приходилось решать щекотливые вопросы и за пределами СССР. В апреле 1947 г. в Археологический институт им. Н.П. Кондакова в Праге поступило письмо от госпожи Г. Базаровой, проживающей в Париже и являющейся племянницей гражданина Англии Александра Солдатенкова. В письме излагается просьба переслать либо в Париж, либо в Лондон иконы семьи Солдатенковых, находящиеся в Институте «на хранении»[176]. Заместитель председателя Института Антонин Флоровский[177] срочно пишет письмо В.П. Волгину, в котором указывает, что передача икон его «очень смущает», ибо «выдача этой коллекции может лишить Институт, а тем и советскую науку возможности пользоваться этим ценнейшим собранием для исследования». А. Флоровский «ожидает указаний». Это письмо В.П. Волгин передал академику И.Э. Грабарю, который прямо на письме надписал свое заключение от 22 мая 1947 г.: «Иконное собрание К.Т. Солдатенкова в свое время славилось рядом бывших в нем древних икон. Новейшими исследованиями советских ученых оно было в значительной степени развенчано, но все же перед Революцией в собрании было несколько ценных икон (особенно «Спас») и икона ХV в., приписываемая неправильно Рублеву. Т.к., вопрос перешел сейчас в стадию юридическую, и по всей вероятности англичане будут отстаивать право собственности «английского гражданина», то я думаю, что не стоит очень биться за это наследство, ценность которого Н.П. Кондаковым преувеличена»[178]. Тогда В.П. Волгин через IV Европейский Отдел министерства иностранных дел СССР отправляет А. Флоровскому письмо. Суть указаний сводится к следующему: если коллекция сдана на хранение, ее следует вернуть владельцу «независимо от того, какую ценность она представляет», если коллекция принесена в дар Институту, то она должна там и остаться[179]. (Выделено В.П. Волгиным – А.Г.).

Помимо обязанностей вице-президента он по-прежнему выполняет большой объем редакторской работы. С 1945 г. В.П. Волгин редактор уже сразу трех журналов: помимо «Вестника Академии наук СССР» и «Известий АН СССР. Серия истории и философии» добавились еще «Вопросы истории». В особенно щекотливых для него как для главного редактора «Вопросов истории» ситуациях он обращается в высшие партийные органы, например, к Секретарю ЦК ВКП (б) А.А. Жданову с просьбой «дать указания» по поводу публикации той или иной статьи: хотя бы «в порядке дискуссии»[180]. Что это – проявление осторожности или пунктуальности – его резолюция на черновике плана сборника «Иосифу Виссарионовичу Сталину – Академия наук СССР»: «Это совсем не похоже на то, что первоначально намечалось – совсем иной принцип. Верно это или нет? И если да, есть это результат естественного развития или чьих-либо указаний?»[181]. 29 октября 1947 г. он как главный редактор обращается к директору ИИ АН СССР с просьбой помочь в организации выступлений сотрудников Института на страницах «Вопросов истории» с развернутой критикой буржуазной историографии последних лет, в частности, «новейших работ по истории Французской революции – Лабрусса, Саньяка, Белена, Годехта, Шовэ и др.»[182]. Насколько такая позиция была предусмотрительна показало ближайшее будущее. ХIХ съезд партии спровоцировал новую компанию против исторической науки. Еще с декабря 1952 г. началась критика журнала «Вопросы истории», который был органом ИИ АН СССР в печати, затем последовало создание по указанию ЦК партии академической комиссии для обследования Института и параллельная проверка Института истории Отделом экономических и исторических наук ЦК КПСС. Ситуация осложнялась болезнью директора ИИ АН СССР Б.Д. Грекова, внутри институтскими интригами. 10 октября 1952 г. Президиум АН признал работу журнала «Вопросы истории» неудовлетворительной. 27 октября состоялось расширенное заседание ученого совета ИИ АН. Был обсужден доклад А.Л. Сидорова о примиренческом отношении к буржуазным концепциям. Вот, когда было вспомнить о том, как В.П. Волгин в качестве главного редактора «Вопросов истории» писал письма в Институт истории с просьбой организовать критику буржуазной историографии. 20 марта 1953 г. состоялось заседание Президиума АН СССР. На повестке дня главный вопрос – «О научной деятельности и состоянии кадров Института истории АН СССР». Роль жертвенного агнца сыграло Ленинградское Отделение Института истории, которое было упразднено (восстановлено в начале 1956 г.).

Кроме того, в послевоенные годы В.П. Волгин главный редактор изданий по истории АН СССР,[183] сборника статей по Вольтеру[184] и член многочисленных редколлегий: от сборника по истории средневековья до коллективного труда «Университеты СССР». Если верить письму К.Н. Державина от 3 января 1951 г., то это В.П. Волгину принадлежит идея более широко представлять в издательской серии «Литературные памятники» зарубежную литературу, он же составлял и план издания этой серии, а К.Н. Державин вносил дополнительно свои предложения[185]. В 1947 г. по его инициативе началось издание серии «Предшественники научного социализма». К каждому тому предпосылалась вступительная статья В.П. Волгина. 12 книг были посвящены французским социалистам. Позднее в Польше эти вступительные статьи выйдут отдельной книгой. Он сам в научных отчетах указывал на две свои работы «длительного плана» – работу по обще академической теме «Социалистические и коммунистические идеи Франции 30-х – 40-х гг. ХIХ века» и работу по редактированию серии «Предшественники научного социализма»[186].

Между тем, болезнь, начавшаяся еще до войны, прогрессирует. 15 ноября 1948 г. В.П. Волгин пишет в Президиум АН СССР: «В виду болезни глаз я не в состоянии в течение ближайшего времени приступить к исполнению моих обязанностей в Президиуме…»[187]. 14 декабря 1948 г. он просит по болезни освободить его от обязанностей главного редактора «Вопросов истории» (на его место назначили А.Д. Удальцова)[188]. 21 декабря он по той же причине просит освободить его от обязанностей председателя Комиссии по истории исторической науки (на его место назначили Б.Д. Грекова)[189]. В мае 1951 г. он просит освободить его от обязанностей председателя редколлегии «Вестника АН СССР» (но он с 20 июня остается просто членом редколлегии)[190].

Несмотря на болезнь, он продолжает заниматься разнообразной общественной деятельностью. Апогеем его общественной деятельности было избрание в 1947 г. в Верховный Совет РСФСР[191]. Кроме «почетных академиков» И.В. Сталина и В.М. Молотова[192] депутатами Верховных Советов союзных республик стали еще 18 академиков. В Верховный Совет РСФСР кроме В.П. Волгина из историков был избран только Б.Д. Греков. Сохранилось более 400-х сот страниц переписки В.П. Волгина как депутата Верховного Совета РСФСР 2-го и 3-го созывов[193].

В.П. Волгин в том возрасте и положении, когда уже можно играть и чисто представительские роли. В 1947 г. возглавлял делегацию советских ученых, участвовавших в работах XXXIV Всеиндийского научного конгресса в Дели. Это мероприятие, имевшее в большей степени чисто политический подтекст, чем научный, осуществлялось при прямой поддержки главы временного правительства Индии Джавахарлала Неру. Делегация небольшая: кроме В.П. Волгина, еще акад. Е.Н. Павловский, ректор Среднеазиатского университета проф. С.У. Умаров, секретарь делегации проф. А.В. Большаков. Это была первая делегация АН СССР на Индийском научном конгрессе. Однако история (в отличие от археологии) не относилась в Индии к Science, конгресс не имел вообще исторической секции. На заключительном торжественном заседании десяти почетным гостям была присвоена ученая степень доктора honoris causa, в том числе Е.Н. Покровскому – за труды по зоологии и паразитологии и В.П. Волгину – за труды по истории социализма[194]. Индия произвела на В.П. Волгина совершенно особое впечатление, что нашло свое отражение в составленных им путевых заметках, с которыми могли ознакомиться все читатели популярного журнала «Вокруг света»[195]. Не научность заметок, не означает несерьезности самой этой поездки. О привычной загруженности разнообразными околонаучными общественными поручениями свидетельствует тот факт, что на обратной дороге из Индии, во время короткой остановки в Тегеране 28 января 1947 г. он успел не просто перевести дух, а выступить на заседании Иранского общества культурной связи с СССР с докладом «Ленин и наука»[196].

Конечно, его фамилию можно было найти в оргкомитетах и комиссиях самых разнообразных мероприятий: и в правительственной комиссии по празднованию 800-летия Москвы, и на праздновании столетия Венгерской революции 1848 г. в Будапеште[197]. В октябре 1949 г. в качестве руководителя делегации он отправляется в Англию на празднование 25-летнего юбилея Английского общества культурной связи с СССР. В Лондоне он прочел лекцию «Диалектический материализм и историческая наука», а в Оксфорде сделал доклад о состоянии исторической науки в СССР.

Особенно следует упомянуть его представительские функции на поприще борьбы за мир. С 1949 по 1959 гг. В.П. Волгин – член Международного комитета защиты мира. Участник 1-го (1949 г.) и 2-го (1950 г.) Всемирных конгрессов сторонников мира. Парижский конгресс сторонников мира 1949 г. собрал представителей 72 стран. В конгрессе приняли участие Жоржи Амаду, Луи Арагон, Ванда Василевская, Пабло Неруда, Александр Фадеев, Поль Робсон, Пабло Пикассо, Поль Элюар и др. Но французское правительство не выдало визы многим делегатам от СССР, стран Восточной Европы и Китая. Поэтому I Всемирный конгресс мира проходил одновременно в Париже и Праге, и связь между участниками конгресса поддерживалась по радио. Самого В.П. Волгина, однако, в Париж пустили, а его выступление было опубликовано в «Правде». Материалы по конгрессу были даны так же в «Вечерней Москве» и «Вестнике АН СССР»[198]. В 1950 г. В.П. Волгин делегат II Всемирного конгресса сторонников мира в Варшаве. Он был также членом Всесоюзных конференций сторонников мира, проходивших в Москве в 1949, 1950, 1951, 1952 гг.

Ему активно помогает его референт Наталья Ивановна Голубцова. Но работать ему все тяжелее. В июне 1953 г. он подает заявление в Президиум АН СССР на имя А.Н. Несмеянова с просьбой освободить его от обязанностей председателя Библиотечной комиссии, «в виду непрерывного ухудшения зрения и необходимости в связи с этим сокращать часы работы, требующие чтения…»[199]. В октябре 1953 г. новое заявление: «В связи с освобождением меня от обязанностей вице-президента АН СССР и с переходом на пенсию прошу не считать меня более: заместителем председателя РИСО АН СССР, председателем Комиссии по истории АН, председателем Библиотечной комиссии АН, заместителем председателя Совета по координации АН»[200].

«На пенсии» может быть вице-президент, но не академик. Последний научный отчет В.П. Волгина как вице-президента выделяется нехарактерной для него вольностью – рекомендацией-замечанием по поводу будущего развития отдельных направлений истории. Из его отчета от 3 января 1954 г.: «По вопросу о развитии отдельных отраслей деятельности в области исторической науки считаю необходимым в настоящий момент обратить внимание лишь на желательность усиления работы по истории социальных и политических идей, значение которых столь ярко охарактеризовано в последних работах И.В. Сталина. В последние годы этим вопросом занимаются главным образом философы. Мне представляется весьма важным поставить их изучение в более непосредственную связь с общим ходом исторического процесса, с образованием и борьбой общественных классов. Имеется, конечно, немало и других недостатков в работе наших научных учреждений, но в отчете за один год обо всем не скажешь, да и надо ведь кое-что оставить в запас для тех годов, которые, я надеюсь, последуют»[201].

Через два с небольшим месяца после того, как были написаны эти строки, 27 марта 1954 г., в год его 75-летия, он награжден во второй раз орденом Ленина…

Академик Е.В. Тарле писал В.П. Волгину по случаю юбилея: «Я всегда не только глубоко уважал вас как ученого, но считал чистейшим, благороднейшим человеком, достойным любви и почтения от всех порядочных людей. Позвольте хоть в письме Вас обнять и поцеловать»[202]. В 1954 г. в ответном слове во время торжественного заседания АН СССР посвященного его 75-летию он сказал: «Сейчас значительная часть моей работы уже позади, но я не только убежден в необходимости работы, но и по внутренней необходимости в работе, конечно, буду ее продолжать. И я постараюсь прожить как можно больше лет, для того, чтобы сделать для науки, для моей страны, для Коммунистической партии, для будущего человечества, для торжества социализма и коммунизма все то, на что способно еще мое существо»[203].

Но при этом активно продолжал работать в качестве члена редколлегии «Вестника новой и новейшей истории» (до 18 января 1957 г.),[204] члена редакции «Всемирной истории», редакции «Советской исторической энциклопедии», главного редактора собраний сочинений А.И. Герцена, главного редактора собрания сочинений Н.М. Лукина, сборника памяти Ф.А. Ротштейна, председателя комиссии по изданию серии «Литературные памятники», и, главное, редактора серии «Предшественники научного социализма». В 1955 г. после 20-летнего перерыва советские историки впервые приняли участи в IХ международном конгрессе. Восстанавливаются международные научные связи. В 1958 г. В.П. Волгин поехал в Париж в возрасте 78 лет во главе делегации советских историков. В Париже на первом коллоквиуме советско-французских историков он сделал доклад на тему: «Революционная идеология ХVIII века, ее развитие и противоречия». Он задержался здесь для сбора материалов по истории необабувизма 30-40-х гг. Итоги его многолетних исследований в этом направлении подведены в книге «Французский утопический коммунизм» (1961 г.).

Он продолжает принимать деятельное участие в работе Отделения исторических наук, Ученого совета Института истории, Национального комитета историков СССР. В 1958 г. по инициативе В.П. Волгина, М.Н. Тихомирова и М.В. Нечкиной создан Научный совет по проблеме «История исторической науки» при Отделении исторических наук АН СССР (Комиссия по истории исторической науки была создана Постановлением Президиума АН СССР еще в 1946 г.). Даже в последний год своей жизни, в 1962 г. он будет утвержден членом этого Научного совета.

Среди того немногого, что он сохранил до последних дней было руководство Группой по истории Франции и «Французский ежегодник», который начинает издаваться с 1958 г. по инициативе А.З. Манфреда. Главным редактором стал Вячеслав Петрович, его заместителем – Альберт Захарович. Первое заседание редколлегии, как об этом вспоминал В.М. Далин, проходило на квартире у В.П. Волгина[205]. О тщательности и пунктуальности В.П. Волгина как редактора в этот период, несмотря на его возраст и его болезни, свидетельствует то же В.М. Далин: «Он вносил не только принципиальные изменения, но проводил литературную правку, отмечал и исправлял «неточности», «неловкие выражения», переставлял порядок слов, устранял повторения, машинописные погрешности, исправлял даже знаки препинания»[206]. В 1959 г. в качестве руководителя Группы он принимает участие в редактировании 1-го и 2-го выпусков «Французского ежегодника».

А.З. Манфред также был в течение последних шести лет жизни В.П. Волгина его заместителем и в Группе по изучению истории Франции. Почти потеряв зрение, В.П. Волгин уже ничего не записывал, а все воспринимал на слух. Эта Группа была любимым детищем В.П. Волгина, он никогда не пропускал ее заседаний, вел ее заседания и выступал сам. По случаю 40-й годовщины Октябрьской революции В.П. Волгин сделал 15 ноября на заседании Группы по изучению истории Франции ИИ АН СССР доклад на тему: «Ленин и Французская революционная традиция»[207].

25 июня 1958 г. Ж. Лефевр прислал В.П. Волгину как Председателю группы по изучению истории Франции письмо (на бланке Общества робеспьеристских исследований): «Дорой председатель, прошу простить меня, что пишу Вам с таким опозданием, но хлопоты, связанные с собранием и церемонией Двухсотлетия захватили меня до такой степени, что моя работа прервалась. Я тронут вашей сердечной телеграммой, так же как и знаками внимания со стороны Германской демократической республики, вы были единственные, кто заинтересовался нашим мероприятием по ознаменованию памяти Робеспьера. Я прочитал Вашу телеграмму нашей ассамблее 15 июня, которая так же была тронута, и текст телеграммы будет включен в доклад, который нам послал Далин о работах советских историков по Робеспьеру и революционному правительству. Примите благодарность советской Академии Наук от наших коллег по группе по истории Франции. Будьте уверены в нашем желании приветствовать связи сотрудничества с советскими историками в целях прогресса ученых изысканий и познания прошлого»[208].

14 июня 1959 г. «за большие заслуги в области исторической науки» и в связи с его 80-летием награжден (уже в третий раз) орденом Ленина[209]. Как это следует из представления Отдела исторических наук АН СССР, подписанного А.А. Губером на имя и.о. Президента АН СССР А.В. Топчиева, орден Ленина предлагалось вручить В.П. Волгину как «старейшему историку-марксисту и участнику революционного движения», который «провел большую работу по внедрению марксистско-ленинской идеологии…». К числу заслуг В.П. Волгина были отнесены: «введение планового начала в работу научных учреждений и приведение всей деятельности Академии Наук в соответствие с задачами социалистического строительства»[210].

В последние годы В.П. Волгин почти лишился зрения, но продолжал работать. Он резко сократил свою организационную и административную деятельность. В 1959 г. наш главный историк социализма в СССР отказывается от руководства Группой истории социалистических идей ИИ АН СССР. Свою позицию он объяснил следующим образом: «Я знаю, что могу успеть сделать две вещи, а именно – превратить в книги цикл моих работ по истории общественной мысли Франции в ХVIII в. и по истории французского утопического коммунизма ХVIII – начала ХIХ в. Первое я уже сделал, значит, теперь я должен отдать все силы второй цели и ничем, решительно ничем от нее не отвлекаться»[211]. В.П. Волгин перенес несколько операций. Болезни периодически обострялись. Последние три года он не мог практически читать самостоятельно. Он отдавал отчет, что с ним происходит. После очередной больницы в конце 1961 г. он сказал: «Я теперь могу радоваться только радостям других».

Несмотря на возраст и болезни, он продолжал работать. Так как сам он почти не мог читать, ему читала вслух Наталья Ивановна Голубцова. Она же затем записывала под диктовку его тексты. Память его стала избирательна: он мог помнить подробности какой-нибудь давно прочитанной статьи и забыть, когда начал свою литературную деятельность[212].

У него до конца дней сохранялись большие творческие планы: «…Я всю жизнь, – говорил он незадолго до смерти, – мечтал о времени, когда без помех смогу заняться научной работой»[213]. Задумывал подготовить к изданию собрание своих сочинений, переработать «Очерки по истории социалистических идей», планировал заняться отражением утопического социализма в художественной литературе, заинтересовался культом солнцепоклонников. В последние годы он торопил свою работу над большой книгой, которая бы систематизировала его многолетние изыскания по истории социализма. Ю.П. Мадор указывает, что В.П. Волгин «предполагал… издать новую книгу, основа для которой существует в виде напечатанных работ или в виде отрывков, хранящихся в его архиве. Книга эта должна была называться «Социалистическое теории первой половины ХIХ века».[214] «До самого конца жизни его отличали, – вспоминает В.М. Далин, – свежесть восприятия, острая любознательность, живейший интерес ко всему тому, что как он говорил в одном из своих последних выступлений, имело «прелесть новизны»[215].

Он работает над организацией в АН Института Истории Культуры.[216] Он готовит доклад на коллоквиум в Стокгольме, посвященный 200-летию со дня рождения Бабефа: «Место бабувизма в истории социальных идей». В 1961 г. он принимает участие в редактировании «Избранных произведений» Вейтлинга и готовит о Вейтлинге статью в «Вопросы истории» и «статью-передовицу» для «Новой и Новейшей истории»[217]. Его увлекает сопоставление социалистической действительности с мечтами утопических социалистов. В 1962 г. в его любимой серии выходит Вейтлинг, публикуются две научные статьи[218]. Его последняя статья о Герцене появилась в майском номере «Вопросов Истории»[219], а в июле его не стало. В.П. Волгин рассчитывал, что эта статья будет вступительной к двухтомнику произведений А.И. Герцена и послужит почином для издания других книг по истории русского утопического социализма. Так, темой его первой научной работы были взгляды деревенского кюре Ж. Мелье, а последней – «крестьянский социализм» А.И. Герцена.

В 1961 г. за разработку истории домарксовых социалистических учений он награжден Ленинской премией[220]. Этот единственный из всех советских историков, который на тот момент был удостоен Ленинской премии умер 3 июля 1962 года…

В июне 1979 г. состоялось совместное заседание сектора новой истории капиталистических стран Европы и Группы истории Франции, посвященное 100-летию со дня рождения В.П. Волгина. Материалы заседания (за исключением выступления М.Н. Захаровой)[221] были опубликованы во «Французском ежегоднике». По воспоминаниям людей непосредственно работавших с Вячеславом Петровичем перед нами предстает образ человека с огромной силой воли и редким самообладанием,[222] человека внешне сдержанного, подтянутого, но на редкость доброжелательного, натура целостная, завершенная, ясная и гармоничная[223]. Это некое олицетворение соединения «подлинной принципиальности с глубокой человечностью». «Он ненавидел конъюнктурщиков. У него никогда не могло быть белое в среду, а черное во вторник. Это удивительно чувствовалось в нем. Он познал тяжелые времена и вышел из них с достоинством и честью. Он далеко не был «добряком», мягкотелым, он даже был, если хотите, «холодноватым» и вовсе не экспансивным. Но в нем всегда была глубокая принципиальность, соединенная с гуманностью»[224]. Его внешняя сдержанность иногда воспринималась как душевная сухость, но, кто знал его ближе, отмечали, наряду со сдержанностью «заразительное жизнелюбие, сердечность, чувство юмора», «чувство такта и терпимости»,[225] не сентиментальность а подлинную душевную доброту[226]. В нем видели что-то античное, римское, стоическое[227]. Конечно, в «юбилейном» издании конца 70-х гг. не реально было бы ожидать других слов о человеке, который уже при жизни стал классиком советской историографии социалистических учений. Но и в грохоте фанфар есть своя мелодия. Чисто человеческие черты проступают сквозь тисненый золотом сафьян.

В.П. Волгин любил отдыхать в санатории «Узкое» – бывшей усадьбе бывшего ректора МГУ С.Н. Трубецкого, где катался на санках со своим коллегой по Комакадемии О.Ю. Шмидтом. Любил отдыхать и в Крыму. Он как-то сказал даже, что хотел бы быть похороненным на одном из холмов, окружающих гору Кастель, под Алуштой. Он вообще любил путешествовать, а на склоне лет вспоминать свои путешествия по Кавказу, Забайкалью, Индии, экскурсии и прогулки по европейским городам, благо, что он был превосходным рассказчиком, любившим пошутить. Любил и хорошо умел плавать. Любил долгие пешие прогулки. Даже уже в весьма почтенном возрасте он каждое утро в 7 утра выходил погулять. Режим дня у него был строгий, что помогало поддерживать работоспособность. У него было строгое правило каждый день отрабатывать по нескольку часов за письменным столом.

В.П. Волгин интересовался музыкой и литературой. Любил Гайдна, Глюка, Беллини, Моцарта, Грига, Брамса, старинные русские романсы и старинные французские песни. Будучи в Париже, он заходил (это было еще до Второй мировой войны) в кабачок «L’Oubliettes», в котором исполнялись старинные народные мелодии. В последние годы жизни он хлопотал о создании дома-музея композитора Танеева. Долго дружил с Д.Д. Шостаковичем. Превосходно знал и любил русскую литературу – особенно 60-х гг. ХIХ века. Знал наизусть массу стихов И. Анненского, А. Белого, А. Ахматовой, А.С. Пушкина. Был в дружеских отношениях со многими современными ему литераторами, например с В.Я. Брюсовым, своим коллегой по Главпрофобру. Много размышлял о Ф.М. Достоевском, хотя и не преемлил его «мистики»[228]. В.П. Волгин оставался рационалистом до последних дней жизни. Он так и не нашел свой путь к Богу[229]. Когда уже последняя болезнь стала помрачать его сознание, он однажды с трудом выговорил: «Таких больных надо умерщ-влять»…[230]

Пусть «история советской науки – целина, да еще и минированная». Но я соглашусь с М.В. Нечкиной, которая как-то сказала по поводу Вячеслава Петровича: «…Уйдут знавшие его люди, и одна из страниц истории исторической науки может остаться незаполненной. Нужно написать о нем книгу… Пусть это будет основанная на источниках, живо написанная, хорошая научная книга, доступная для широких кругов читателей»[231]. Пусть будет.

[1] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л.15.

[2] Волгин В.П. Автобиография // Энциклопедия Гранат. Т. 41. Ч. 1. Стб. 88.

[3] Дунаевский В.А. Введение // Волгин В.П. Статьи и выступления. М., 1979. С. 4. Статья из этой газеты «Кризис в Германии» переиздана. См.: Волгин В.П. Статьи и выступления. М., 1979. В РКП (б) он вступит в 1920 г.

[4] Статья «Германия и Турция» из этого журнала переиздана. См.: Волгин В.П. Статьи и выступления. М., 1979.

[5] Волгин В.П. Советская власть и научные работники за 10 лет // Научный работник, 1927, № 11. С. 22.

[6] Там же. С. 23.

[7] Там же. С. 23.

[8] Там же. С. 22.

[9] Дунаевский В.А., Кучеренко Г.С. Западноевропейский утопический социализм в работах советских историков. М., 1981. С. 238.

[10] Волгин В.П. Советская власть и научные работники… С. 22.

[11] Сказкин С.Д. Научная и общественная деятельность академика В.П. Волгина // Из истории социально-политических идей. Сб. ст. к семидесятипятилетию академика Вячеслава Петровича Волгина. М., 1953. С. 20.

[12] Волгин В.П. Советская власть и научные работники…С. 25.

[13] Там же. С. 23.

[14] Воспоминания о Вячеславе Петровиче Волгине // Французский ежегодник. 1962. М., 1963. С. 490.

[15] Вите О.Т. Борис Федорович Поршнев и его критика человеческой истории // Французский ежегодник 2005. М. 2005. С. 5.

[16] В 1927 г. от МГУ как декана этнологического факультета В.П. Волгина командировали на две недели для участия во II Конгрессе Славянских Географов и Этнографов в Польше. См.: Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 2. Л. 1-2.

[17] Волгин В.П. Об установлении единой ученой степени // Научный работник, 1926, № 7-8; То же // Волгин В.П. Статьи и выступления. М., 1979.

[18] Волгин В.П. Об установлении единой ученой степени // Волгин В.П. Статьи и выступления. М., 1979. С. 227-228.

[19] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238а. Л. 9.

[20] Алексеева Г.Д. Историческая наука в России после победы Октябрьской революции // Россия в ХХ веке. Судьбы исторической науки. М., 1996. С. 46.

[21] Волгин В.П. Программа по истории социализма // Объяснительная записка к программе по истории социализма. Иваново-Вознесенск, 1920.

[22] Волгин В.П. Советская власть и научные работники… С. 22.

[23] Архив АН РФ, Ф. 2. Оп. 28. Д. 1. Цит. по: Мадор Ю.П. Материалы к биографии В.П. Волгина // Французский ежегодник. 1979. М., 1981. С. 28.

[24] Сказкин С.Д. Указ. соч. С. 20.

[25] В 1931 Институт К. Маркса и Ф. Энгельса был объединен с Институтом В.И. Ленина, созданным в 1923 г., и стал называться Институтом Маркса – Энгельса – Ленина при ЦК ВКП (б) или ИМЭЛ. В 1956 г. переименован в Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС (ИМЛ).

[26] Волгин В.П. Институт К. Маркса и Ф. Энгельса // Научный работник. 1926. № 3; То же // Волгин В.П. Статьи и выступления. М., 1979.

[27] В ноябре 1923 г. на заседании этого Президиума было решено отложить утверждение Г. Шпета в качестве действительного члена Научно-исследовательского института искусствоведения. См.: Архив РАН. Ф. 468. Оп. 1б. Д. 43. Л.1.

[28] Волгин В.П. Советская власть и научные работники… С. 24.

[29] Волгин В.П. Секция научных работников в Средней Азии // Научный работник. 1928. № 5/6. С. 82-83.

[30] Архив АН РФ. Разр. IV. Оп. 12. Д. 5. Л. 66. См.: Перченок Ф.Ф. «Дело Академии наук» // Природа. 1991. № 4. С. 99.

[31] Характеристику отечественной историографии в первые годы советской власти см.: Дунаевский В.А., Поршнев Б.Ф. Изучение западноевропейского утопического социализма в советской историографии (1917 – 1963) // История социалистических учений. М., М., 1964.

[32] См., например: Французский Ежегодник. 1962. М., 1963 С. 487. А.З. Манфред: «В.П. Волгин создал новую отрасль исторического знания – историю социалистических идей домарксова периода как науку, как особую отрасль истории». См.: Дунаевский В.А., Кучеренко Г.С. Указ. соч. С. 228.

[33] Волгин В.П. Жан Мелье и его «Завещание» // Голос минувшего. 1918. № 1-3; Волгин В.П. Революционный коммунист ХVIII в. Жан Мелье и его «Завещание». М., 1919. О традиции советского мельеведения, заложенной В.П. Волгиным см.: Гладышев А.В. Три советских историка французского утопического коммунизма: Волгин, Поршнев, Кучеренко // Французский ежегодник. М., 2007;

[34] Дунаевский В.А., Кучеренко Г.С. Указ. соч. С. 192.

[35] Волгин В.П. Предисловие // Морелли. Кодекс природы или истинный дух ее законов. М., 1921. С. VII – XXII.

[36] Волгин В.П. Общественные теории ХVIII века // Англия и Франция на исходе ХVIII в. Пг., 11922. С. 185 – 229.

[37] Волгин В.П. Идейное наследие бабувизма // Вестник Социалистической академии. 1922. № 1. Этот очерк также см.: Волгин В.П. Очерки по истории социализма. М., 1923 и в последующих переизданиях. Машинопись на французском языке сообщения В.П. Волгина «Движение равных и их социальные идеи» на коллоквиуме, посвященном Бабефу см.: Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 3. Д. 14. Л. 19 – 29.

[38] Волгин В.П. Очерки по истории социализма. М.; Пг., 1923.

[39] Дунаевский В.А., Поршнев Б.Ф. Изучение западноевропейского утопического социализма в советской историографии (1917 – 1963) // История социалистических учений. М., М., 1964. С. 9. Не дело в биографическом очерке влезать в вопросы историографии, но справедливости ради отметим, что у В.П. Волгина и в этом отношении были, конечно, предшественники. См., например: Рожков Н. Лекции по истории социализма. Пг., 1919; Чердынцев Н. История социализма. Уфа, 1921; Горев Б.И. От Томаса Мора до Ленина. М., 1922; Святловский В. История социализма. Пг., 1922 и др.

[40] Волгин В.П. История социалистических идей. Ч. 1. М.; Л., 1928. С. 3.

[41] Там же. С. 7 – 8.

[42] См.: Меринг Ф. Из общественных учений ХIХ в. СПб., 1905.

[43] Lichtenberger A. Le socialisme au XVIII siecle. Paris, 1895; Lichtenberger A. Le socialisme et la Révolution française. Paris, 1899.

[44] В 1927 г. Институт К. Маркса и Ф. Энгельса также планировал издание серии «Классики социализма», которая должна была выходить под редакцией В.П. Волгина и Д.Б. Рязанова. Но издание не состоялось. См.: Дунаевский В.А., Поршнев Б.Ф. Указ. соч. С. 15, сноска.

[45] Из выступления М.В. Нечкиной на заседании Группы по истории социалистических идей при ИИ АН СССР 30 марта 1960 г. См.: Дунаевский В.А., Кучеренко Г.С. Указ соч. С. 234.

[46] Волгин В.П. Советская власть и научные работники…С. 11- 25. Для сравнения см.: Нечкина М.В. Наука русской истории // Общественные науки в СССР, 1917 – 1927. М., 1928; Труды Первой всесоюзной конференции историков-марксистов. М., 1930.

[47] Волгин В.П. Советская власть и научные работники… С. 18 – 19.

[48] Ольденбург С.Ф. Задачи Секции научных работников в деле культурной революции // Научный работник. 1928. № 5/6. С. 30.

[49] Волгин В.П. Советская власть и научные работники… С. 19.

[50] Мадор Ю.П. Материалы к биографии В.П. Волгина. В.П. Волгин в последние годы жизни // Французский ежегодник. 1970. М., 1972. С. 240.

[51] Волгин В.П. Советская власть и научные работники… С. 21.

[52] Волгин В.П. Советская власть и научные работники… С. 24.

[53] ОР РНБ. Ф. 585. Д. 4551. Л. 37.

[54] ОР РНБ. Ф. 585. Д. 4551. Л. 39, об.

[55] Подробнее см.: Андреева Т.В., Соломонов В.А. Историк и власть: Сергей Николаевич Чернов. 1887-1941. Саратов, 2006.

[56] Волгин В.П. Советская власть и научные работники… С. 25. Его речь на VII Всесоюзном съезде Советов будет опубликована под заголовком «Союз науки и труда». См.: Известия. 1935. № 29.

[57] Уставы Академии наук СССР. М., 1975.С. 120-123.

[58] Подробнее о деятельности этой организации см.: Тугаринов И.А. История ВАРНИТСО, или Как ломали Академию в «год великого перелома» // Природа, 1990, № 7.

[59] Юрьева Ю. Рейзлин Д. Н.М. Покровский. К отчету о деятельности Академии наук за 1926 г. // Звенья: Исторический альманах. Вып. 2. М.; СПб., 1992. С. 581.

[60] Архив АН РФ. Ф. 1759. Оп. 2. Д. 18. Л. 333.

[61] Архив АН СССР. Ф. 514. Оп. 2. Д. 74. Л. 2.

[62] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л. 16.

[63] Перченок Ф.Ф. Академия наук на «великом переломе» // Звенья: Исторический альманах. М.; СПб., 1991. Вып 1. С. 180.

[64] Тугаринов И.А. История ВАРНИТСО, или Как ломали Академию в «год великого перелома» // Природа. 1990. № 7. С. 97.

[65] Перченок Ф.Ф. «Дело Академии наук» // Природа. 1991. № 4. С. 97.

[66] Архив АН. Ф. 208. Оп. 2. Д. 57. Л. 48. Ту же роль И.К. Луппол и В.П. Волгин сыграют и в 1929 г.

[67] Тугаринов И.А. История ВАРНИТСО, или Как ломали Академию в «год великого перелома» // Природа, 1990, № 7. С. 97. См.: так же: «Наше положение хуже каторжного»: Первые выборы в Академию наук СССР // Источник. 1996. Вып. 3; Российская Академия наук. Персональный состав. Кн. 2. 1918-1929. М., 1999; Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП (б) – ВКП (б). 1922-1952. Сост. В.Д. Есаков. М., 2000.

[68] Панеях В.М. Ликвидация Ленинградского отделения Института истории АН СССР в 1953 г. // Россия в ХХ веке. Судьбы исторической науки. М., 1996. С. 687.

[69] См.: Волгин В.П. Общий отчет о деятельности Академии Наук СССР за 1930 г. Речь в торжественном годовом собрании Академии Наук СССР 2 февраля 1931 г. Л., 1931; Волгин В.П. Реорганизация Академии Наук // Вестник АН СССР. 1931. № 1; Волгин В.П. Московская Сессия Академии Наук // Вестник АН СССР. 1931. № 5; Волгин В.П. Планирование научной работы и Академия Наук // Известия. 1931. № 95 от 9 июля; Волгин В.П. Крепнет союз науки и социалистического труда // Правда. 1932. № 32 от 2 февраля; Волгин В.П. Академия Наук в социалистическом строительстве Союза ССР // Советское строительство. 1933. № 1; Волгин В.П. Академия Наук СССР за четыре года. 1930 – 1933. Речи и статьи. Л., 1934; Волгин В.П. Труды и достижения Академии Наук // Вестник АН СССР. 1934. № 11-12; Волгин В.П. Союз науки и труда (Речь на VII Всесоюзном съезде Советов) // Известия. 1935. № 29 от 3 февраля; Волгин В.П. Академия наук на новом этапе // Вестник АН СССР. 1935. № 4 и др.

[70] Например: «опорный пункт Академии на Дальнем Востоке», «мобилизация всех научных сил», «Академия… во главе отряда советских научных работников» и т.д. См.: Волгин В.П. Академия Наук в 1933 // Волгин В.П. Статьи и выступления. М., 1979. С. 238, 240.

[71] Волгин В.П. Академия Наук к 15-й годовщине Октября // Волгин В.П. Статьи и выступления. М., 1979. С. 229.

[72] Об отношении В.П. Волгина к С.Ф. Ольденбургу, который будет в н. 30-х гг. активно сотрудничать с ВАРНИТСО см.: Волгин В.П. Предисловие // Сергею Федоровичу Ольденбургу к пятидесятилетию научно-общественной деятельности. 1882 – 1932. Сб. ст. Л., 1934. С. 3 – 4.

[73] Юрьева Ю. Рейзлин Д. Н.М. Покровский. К отчету о деятельности Академии наук за 1926 г. // Звенья: Исторический альманах. Вып. 2. М.; СПб., 1992. С. 599.

[74] Умрет в ссылке в 1931 г.

[75] В.И. Довнар-Запольский преподавал в МГУ, когда В. Волгин там учился.

[76] Перченок Ф.Ф. «Дело Академии наук» // Природа. 1991. № 4. С. 103.

[77] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л. 84. Протокол избрания см.: Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л. 4. См. также: Архив АН РФ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 254. Л. 5.

[78] Ананьич Б.В., Панеях В.П., Цамутали А.Н. Предисловие // Академическое дело. 1929- 1932 гг. Вып 1. Дело по обвинению академика С.Ф. Платонова. СПб., 1993. С. ХLV – XLVI.

[79] Записки об ученых трудах действительных членов Академии наук СССР, избранных 1 февраля 1930 г. Л., 1930. С. 7.

[80] Сравнение С.О. Шмидта. См.: Историческая наука в 20 – 30-е гг. Материалы круглого стола Научного совета по историографии и источниковедению // История и историки. М., 1990. С. 86.

[81] Письма В.П. Волгина А.П. Карпинскому см.: Архив АН РФ. Ф. 265. См. также: Волгин В.П. А.П. Карпинский как президент АН СССР // Вестник АН СССР, 1947, № 4.

[82] Теперь уже при голосовании по кандидатуре В.П. Волгина было только три «воздержавшихся». См.: Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л. 6. См. также: Архив АН РФ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 254. Л. 11. Основные моменты деятельности В.П. Волгина в качестве непременного секретаря АН ССР нашли отражение в его книге «Академия наук за четыре года» (1934).

[83] Архив АН РФ. Ф. 208. Оп. 2. Д. 52. Л. 16. См.: Перченок Ф.Ф. «Дело Академии наук» // Природа. 1991. № 4. С. 99.

[84] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д.44. Л.1.

[85] Критику В.П. Бузескула со стороны В.П. Волгина см.: Волгин В.П. Предисловие // Бузескул В. Всеобщая история и ее представители в России в ХIХ и начале ХХ века. Материалы. Ч. 2. Л., 1931. С. III – IV.

[86] См.: Золотарев В.П. Историческая концепция Н.И. Кареева. Л., 1988. С. 32-33. То же цитирование см.: Погодин С.Н. «Русская школа» историков: Н.И. Кареев, И.В. Лучицкий, М.М. Ковалевский. СПб., 1997. С. 201.

[87] Это был доклад на методологической секции историков-марксистов. Подробную стенограмму этого заседания см.: Историк-марксист. 1931. Т. 21. С. 44-86.

[88] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 3. Д. 63. Л. 1-2.

[89] Смирнов В.А. Первый директор Института К. Маркса и Ф. Энгельса Д.Б. Рязанов // Вопросы истории КПСС. 1989. № 9.

[90] Волгин В.П. Виппер, Роберт Юрьевич // БСЭ. Т. 11. М., 1930. С. 186-187. Во втором издании БСЭ, в издании которой В.П. Волгин участия не принимал, сильно сокращенная заметка о Р.Ю. Виппере не подписана. В третьем издании БСЭ, одним из редакторов которого числился и В.П. Волгин, заметка о Р.Ю. Виппере подписана Н.И. Голубцовой – референтом В.П. Волгина, которой довелось работать и с Р.Ю. Виппером.

[91] Мадор Ю.П. Материалы к биографии… С. 25.

[92] Цит. по: Перченок Ф.Ф. «Дело Академии наук» // Природа, 1991, № 4. С. 104.

[93] Там же.

[94] Воспоминания о Вячеславе Петровиче Волгине // ФЕ. 1962. М., 1963. С. 490.

[95] Алексеева Г.Д. Историческая наука в России после победы Октябрьской революции // Россия в ХХ веке. Судьбы исторической науки. М., 1996. С. 57.

[96] АП РФ. Ф. 3. Оп. 5. Д. 238. Л. 27. Цит. по: Ананьич Б.В., Панеях В.П., Цамутали А.Н. Предисловие // Академическое дело. 1929- 1932 гг. Вып 1. Дело по обвинению академика С.Ф. Платонова. СПб., 1993. С. XLVII.

[97] Сказкин С.Д. Указ. соч. С. 20.

[98] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238а. Л. 30.

[99] Волгин В.П. Академия Наук в 1933 // Волгин В.П. Статьи и выступления. М., 1979. С. 241. См. также: Каратаев Н.К. К истории подготовки научных кадров в Академии наук // Вестник АН СССР. 1945. № 5-6.

[100] Кржижановский Г.М. Задачи социалистического строительства и научные работники // Научный работник. 1928. № 5/6. С. 5.

[101] Волгин В.П. Академия Наук к 15-й годовщине Октября // Волгин В.П. Статьи и выступления. М., 1979. С. 229.

[102] Волгин В.П. Академия наук и Урало-Кузбасский комбинат // Вестник АН СССР. 1932. № 8; Волгин В.П. Урало-Кузбасская сессия Академии наук // На ленинском пути. 1932. № 6/7. С. 35 – 39.

[103] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238а. Л. 32.

[104] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д.67. Л. 16 об.

[105] Ольденбург С.Ф. Задачи Секции научных работников в деле культурной революции // Научный работник. 1928. № 5/6. С. 27, 33. В.М. Свердлов считал, что в подобных заявлениях проявилось «несомненное двуличие» С.Ф. Ольденбурга. См.: Тугаринов И.А. История ВАРНИТСО, или Как ломали Академию в «год великого перелома» // Природа. 1990. № 7. С. 94.

[106] Волгин В.П. Академия Наук к 15-й годовщине Октября // Волгин В.П. Статьи и выступления. М., 1979. С. 232.

[107] Волгин В.П. Академия наук СССР за четыре года. 1930-1933: Речи и статьи. Л., 1934. С. 42.

[108] О нем см.: Волгин В.П. Выдающийся советский ученый (В.Л. Комаров) // Известия, 14 октября 1944 г.

[109] Волгин В.П. Академия Наук к 15-й годовщине Октября // Волгин В.П. Статьи и выступления. М., 1979. С. 232.

[110] Волгин В.П. Академия наук СССР за четыре года… С. 92.

[111] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238а. Л. 70.

[112] Волгин В.П. Академия наук за четыре года… С. 31.

[113] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д.1. Л.8.

[114] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д.1. Л. 7.

[115] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238а. Л. 167.

[116] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238а. Л. 170 (об).

[117] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238а. Л. 176.

[118] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238а. Л. 190.

[119] ОР РНБ. Ф. 117. Д. 74. Л. 1. об.

[120] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238а. Л. 17. Институт славяноведения АН СССР будет создан в 1942 г. О создании Института Славяноведения см. // Славяноведение, 1996, № 6.

[121] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238а. Л. 19.

[122] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238а. Л. 26. В.П. Волгин очень много и часто ездит (особенно из Ленинграда в Москву и обратно). Благо, что как непременный секретарь АН СССР он имел право внеочередного и бесплатного проезда по всем видам железнодорожного, водного и воздушного транспорта СССР. См.: Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д.1. Л. 1.

[123] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238а. Л. 47.

[124] Волгин В.П. Академия Наук в 1933 г. // Волгин В.П. Статьи и выступления. М., 1979. С. 239.

[125] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238а. Л. 34.

[126] Волгин В.П. Наши задачи и перспективы // Волгин В.П. Статьи и выступления. М., 1979. С. 243. См. также: Волгин В.П. Что мы перевозим в Москву // Правда. 1934. № 175.

[127] См.: Кравченко Е.А. Участие русских и советских историков в первых международных конгрессах историков (МКИН) // Россия в ХХ веке. Судьбы исторической науки. М., 1996. С. 436 – 446. См. так же: Русские и советские ученые на международных конгрессах историков // Вопросы истории. 1955. № 8; Слонимский А.Г. Участие российских ученых в международных конгрессах историков // Вопросы истории. 1970. № 7.

[128] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 2. Л. 3.

[129]Именно после выступления Покровского по докладу М. Леритье заговорили о необходимости создания постоянной комиссии по изучению просвещенного абсолютизма.

[130] Волгин В.П. Социализм и эгалитаризм // Вестник Ком. Академии. 1928. № 29/5. С. 13 – 27.

[131] Подробнее см.: Берендт Л.-Д. Участие советских историков в Международном комитете исторических наук (МКИН) (1928 – середина 30-х годов) // История и историки. 1980. М., 1984. С. 254 – 274. См. также: Дунаевский В.А., Цфасман А.Б. Н.М. Лукин. М., 1987.

[132] Лукин Н.М. Доклад на заседании президиума Коммунистической академии 2 июня 1930 г. // Вестник Коммун. Академии. 1930. № 37/38. С. 163 – 166.

[133] См. по этому вопросу: Мохначева М.П. Советская историческая наука на международных научных форумах: истоки несостоявшегося диалога // Советская историография. М., 1996.

[134] Волгин В.П. Международный конгресс историков в Варшаве // Волгин В.П. Статьи и выступления. М., 1979. С. 169.

[135] Опубликован. См.: Волгин В.П. От Бабефа к Марксу // Памяти Карла Маркса. Сб. ст. к 50-летию со дня смерти. 1883 – 1933. М., 1933.

[136] Волгин В.П. Методологическая дискуссия на Варшавском конгрессе // Борьба классов, 1933, № 10. С. 24 – 49; Волгин В.П. Международный конгресс историков в Варшаве // Исторический сборник Л., 1934. Т. 1. С. 5 – 24.

[137] Архив АН СССР. Ф. 514. Оп. 2. Д. 74. Л. 3.

[138] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238а Л. 215 – 216.

[139] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238а. Л. 68.

[140] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л.94.

[141] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л. 97.

[142] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238а. Л. 245.

[143] Его оклад в 1938 г. составляет 1 200 рублей, т.е. как и у руководителя сектора АН СССР. См.: Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238а. Л. 77.

[144] См.: Всемирная история. Проспект. М.; Л., 1940; Волгин В.П. «Всемирная история» // Вестник АН СССР, 1941, № 4. После войны В.П. Волгин будет лично ходатайствовать перед секретарем ЦК ВКП (б) Г.М. Маленковым о возобновлении работы по изданию многотомных «Всемирной истории» и «Истории СССР». См. так же письмо В.П. Волгина Г.М. Маленкову от 1949: Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 3. Д. 9. 1 л.

[145] Для сравнения: заместитель директора ИИ АН СССР (А.Д. Удальцов) получал тогда 1 500 рублей, а руководитель Сектора Новой истории ИИ АН СССР (А.В. Ефимов) – 1 400 рублей. См.: Архив АН РФ. Ф. 411. Оп.3. Д. 238а. Л. 246.

[146] Воспоминания о Вячеславе Петровиче Волгине // Французский Ежегодник. 1962. М., 1963. С. 493.

[147] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 52. Л. 3. В послевоенном издании «Всемирной истории» раздел по французской литературе ХVIII века написан А.М. Осиповым. К темпам работы исследователей следовало приноровиться. В фонде В.П. Волгина отложилось письмо ему специалиста по естествознанию Г. Кузнецова, который предлагает проект книги «Наука в СССР» с указанием предполагаемых авторов и редакторов. Письмо датировано 9 апреля 1945 г. и заканчивается так: «Срок – не раньше года, так как до лета никто не начнет, летом тем более, так что остается лишь осень». См.: Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 52. Л. 7.

[148] Французская буржуазная революция 1789 – 1794. М.; Л., 1942. В черновике ходатайства Ученого Совета ИИ АН СССР о выдвижении В.П. Волгина на Сталинскую премию приписка по поводу данной его редакторской работы сделана рукой Ф.А. Ротштейна с правкой Б.Д. Грекова. См.: Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 67. Л. 12. Для анализа квалификации В.П. Волгина, как специалиста по истории Французской революции см.: автограф его статьи «Мелкая буржуазия у власти (10 августа 1792 г. – 9 термидора)» от 1906 г. (Архив АН РФ. Ф.514. Оп. 1. Д. 1.), автограф «Правление Конвента до 9-го термидора» от 1911 г. (Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 1. Д. 3), автограф редакционной статьи и материалы к ней для тома «Французская буржуазная революция» (Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 1. Д. 16), блокнот на 47 листов с его конспектом лекций по истории французской и английской революций (Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 1. Д. 24), очерк «Великая французская революция и социализм» из опубликованного в 1928 г. лекционного курса «История социалистических идей», заметка «Политические идеи Французской буржуазной революции ХVIII в. в «Учительской газете» от 13 июля 1939 (№ 97).

[149] В отчете перед Президиумом АН СССР от 5 сентября 1942 г. В.П. Волгин указывает: «обрабатывал для печати коллективный труд выходящий под моей редакцией «Канун буржуазной революции во Франции». См.: Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 49. Л. 1 – 1 (об).

[150] Дунаевский В.А. Переписка В.П. Волгина в годы Великой Отечественной войны… С. 272.

[151] См.: Волгин В.П. Пеккёр // Исторические записки, 1949, кн. 25. С. 169 – 239; Он же. Пеккёр после 1848 г. // Вопросы истории, 1948, № 4. С. 81 – 90.

[152] Из письма Ф.В. Потемкину от 6 марта 1942 г. См.: Дунаевский В.А. Переписка В.П. Волгина в годы Великой Отечественной войны… С. 273.

[153] Переписку В.П. Волгина с воинскими частями и Министерством вооруженных сил по этому поводу см.: Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 4.

[154] Дунаевский В.А. Переписка В.П. Волгина в годы Великой Отечественной войны… С. 272.

[155] Волгин В.П. Развитие общественной мысли во Франции в ХVIII веке. М., 1977. С. 3. Последние годы его общения с сыном были для В.П. Волгина периодом работы над историей общественной мысли Франции ХVIII века. В 1940 г. вышла его монография «Социальные и политические идеи во Франции перед революцией (1748 – 1789)».

[156] Дунаевский В.А. Переписка В.П. Волгина в годы Великой Отечественной войны… С. 270 – 273. С С.Д. Петрушевским В.П. Волгин познакомился еще в МГУ в 1906 – 1908 гг. Дружеские отношения с Ф.В. Потемкиным начались с 1931 г., когда Потемкин стал работать в Институте Маркса – Энгельса – Ленина.

[157] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л. 104-105. См.: Волгин В.П. О работе отделения истории и философии Академии Наук СССР в 1942 году // Исторический журнал. 1942. № 9. С. 88-89; Волгин В.П. Отделение истории и философии //Вестник АН СССР. 1944. № 4-5; Отчет о работе Отделения истории и философии АН СССР за 1949 см.: Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 50 6 л.

[158] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 72. Л. 2.

[159] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 31.

[160] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 67. Л. 7. Планы, сметы и штаты, касающиеся работы Уральского филиала см.: Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 29. 14 л.

[161] В 1948-1949 гг. он курирует работы по выпуску академического издания сочинений А.С. Пушкина. В 1950 г. курирует издание собраний сочинений В.Г. Белинского, Н.В. Гоголя, Г. Успенского. В 1953 г. он – председатель редакционной комиссии по изданию собраний сочинений А.И. Герцена.

[162] Выписка из протокола заседания Президиума АН СССР о распределении функциональных обязанностей между руководителями Академии наук от 2 августа 1945 г. См.: Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л. 133.

[163] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д 52. Л. 15.

[164] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 33.

[165] См.: Волгин В.П. Политические идеи Вольтера // Известия АН СССР. 1945. Сер. Ист. и фил. Т. 2. № 1. С. 3 – 13; Волгин В.П. Вольтер – историк // Исторический журнал. 1945. Кн. 4. С. 64 – 70; Волгин В.П. Историческое значение Вольтера // Вольтер. Избранные произведения. М., 1947. С. 3 – 37.

[166] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 49. Л. 4. Изложение доклада об итогах работ бюро и институтов Отделения см.: Волгин В.П. Отделение истории и философии // Вестник АН СССР. 1944. № 4/5. С. 92 – 95.

[167] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 67.

[168] Волгин В.П. Развитие социалистических идей и Сталинская Конституция // Историк марксист. 1940. Кн. 1; Волгин В.П. Развитие социалистических идей и Сталинская Конституция. М.; Л., 1942. Замечания на его работу о Сталинской Конституции см.: Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2 . Д. 84. 12 л.

[169] Двадцать пять лет исторической науки в СССР. М., Л., 1942. С. 1. См. также: Артизов А.Н. Судьба историков школы М.Н. Покровского // Вопросы Истории. 1994. № 7.

[170] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 55.

[171] Волгин В.П. Сталин и борьба за мир // Вестник АН СССР. 1949. № 12. Редакторы последней библиографии работ В.П. Волгина вообще проигнорировали сталинскую тему. См.: Асафова Н.М., Карева В.В. Библиография трудов академика В.П. Волгина // Волгин В.П. Статьи и выступления. М., 1979. С.259 – 267. Замечания В.М. Хвостова по поводу «брошюры» Волгина «Сталинская политика мира» (1950) отложились в архивном фонде В.П. Волгина. См.: Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 23. Как отдельная «брошюра» сочинение В.П. Волгина под таким заголовком не указана даже в библиографиях 50-х гг. См.: Вячеслав Петрович Волгин. М., 1954. С. 27 – 43; Библиография трудов В.П. Волгина // Из истории социально-политических идей. Сб. ст. к 75-летию акад. В.П. Волгина. М., 1955. Сам он в отчете за 1949 г. указывает на две статьи по общей теме «Сталин и борьба за мир». См.: Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 49. Л. 6 (об).

[172] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 56.

[173] Волгин В.П. Крупнейшее событие современной науки. О работе И.В. Сталина «Относительно марксизма в языкознании» // Вестник АН СССР. 1950. № 7.

[174] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л. 134. См.: Волгин В.П. Филиалы и базы // Известия. 1946. № 72.

[175] [175] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л. 142.

[176] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 40. Л. 4.

[177] А.В. Флоровский и Н.П. Кондаков были высланы из России в 1922 г. А.В. Флоровский возглавил в Праге Русское историческое общество.

[178] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 40. Л. 3. Портрет В.П. Волгина работы И.Э. Грабаря находится в Третьяковской галерее.

[179] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 40. Л. 6.

[180] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 52. Л. 48.

[181] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 52. Л. 56.

[182] Архив АН СССР. Ф. 514. Оп.2 Д.52. Л. 43.

[183] Альтман В.В., Будовниц И.У., Любченко И.И. Токарев С.А. Исторические науки. М.; Л., 1945; Князев Г.А. Краткий очерк истории Академии Наук СССР. М.; Л., 1945.

[184] Вольтер. Статьи и материалы. М.; Л., 1948.

[185] ОР РНБ. Ф. 1028. Д. 479. Л. 1.

[186] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 49. Л. 6 (об).

[187] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л. 144. Заключение медиков: «На почве тяжелой формы близорукости имеется в настоящее время осложнение со стороны сосудистой и сетчатой оболочки правого глаза – помутнение стекловидного тела…». См.: Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л. 145.

[188] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 54.

[189] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л. 141, Л.147.

[190] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л. 148, 150.

[191] Сохранились телеграмма по этому поводу Президента АН СССР С.И. Вавилова, текст выступления для радио, составленный В.В. Альтманом. См.: Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 60. Л. 1.

[192] По поводу избрания в почетные члены Академии наук В.М. Молотова В.П. Волгин написал поздравительную статью. См.: Волгин В.П. Вячеслав Михайлович Молотов // Вестник АН СССР, 1949, № 11/12. С. 11 – 23; Он же Вячеслав Михайлович Молотов // Общее Собрание Академии Наук СССР 29 ноября – 4 декабря 1946 года. М.; Л., 1947. С. 17 – 28.

[193] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 61.

[194] Отчет делегации АН о поездке в Индию от 7 февраля 1947 г. см.: Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д.51; Волгин В.П. В Индии. Индийский научный конгресс. Дели. Январь 1947 г. // Вестник Академии наук СССР. 1947. № 5; Волгин В.П. В Индии //Волгин В.П. Статьи и выступления. М., 1979.

[195] Подробное описание поездки по Индии см.: Волгин В.П. Поездка в Индию. Путевые заметки // Новое время, 1947. № 13; Волгин В.П. По городам и дорогам Индии // Вокруг света. 1947. № 6;

[196] Опубликован в газете «Новости дня» от 29 января 1947 г. Ранее у В.П. Волгина уже была опубликована статья на эту тему. См.: Волгин В.П. Ленин и наука // Известия АН СССР. Серия ист. и фил., 1945. Т. 2. № 2. С. 52 – 60.

[197] Волгин В.П. Венгерская революция 1848 года и наша современность // Известия. 1948. № 75. В революции 1848-1849 гг. его интересуют, прежде всего, социалистические идеи. Постановлением Президиума АН СССР по Отделению истории и философии от 19 декабря 1952 одна из трех премий в 5 000 рублей досталась авторам труда «Революции 1848 – 1849 гг. в Европе», среди которых указан и В.П. Волгин. См.: Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л.108.

[198] Волгин В.П. Парижский конгресс сторонников мира // Вестник АН ССР. 1949. № 6. С. 27-29. То же //Волгин В.П. Статьи и выступления. М., 1979.

[199] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л. 154.

[200] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л. 155.

[201] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л. 118 – 119. Из всех обнаруженных мной отчетов В.П. Волгина это единственный, содержащий подобное «лирическое отступление».

[202] См.: Из истории социально-политических идей. Сб. ст. к семидесятипятилетию академика Вячеслава Петровича Волгина. М., 1953. С.10. Эти же слова приводит Э.М. Желубовская. См: Воспоминания о Вячеславе Петровиче Волгине // ФЕ. 1962. М., 1963.С. 497. Те же слова приводит и В.М. Далин См.: Далин В.М. Благороднейший человек (Из воспоминаний о В.П. Волгине) // Французский ежегодник 1979. М., 1981. С. 5.

[203] Воспоминания о Вячеславе Петровиче Волгине // ФЕ. 1962. М., 1963.С. 497.

[204] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л. 158.

[205] «Присутствовали Альберт Захарович Манфред, Борис Федорович Поршнев, Энна Адольфовна Желубовская (к которой Вячеслав Петрович относился особенно тепло) и, вероятно, Нина Александровна Сидорова». См.: Далин В.М. Благороднейший человек… С. 9.

[206] Далин В.М. Благороднейший человек…С. 7.

[207] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л. 125.

[208] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 3. Д. 78. Л. 1. – 1 (об).

[209] Из Дополнения к Личному листку по учету кадров. См.: Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л. 2 об.

[210] Архив АН РФ. Ф. 411. Оп. 3. Д. 238. Л. 112.

[211] Алексее-Попов В.С. Наш спутник // Французский ежегодник. 1979. М., 1981. С. 22.

[212] См.: Мадор Ю.П. Материалы к биографии В.П. Волгина. В.П. Волгин в последние годы жизни // Французский ежегодник. 1970. М., 1972. С. 233.

[213] Там же.

[214] Его последняя статья о П. Леру должна была войти в эту книгу в качестве главы. Воспоминания о Вячеславе Петровиче Волгине // ФЕ. 1962. М., 1963. С. 498.

[215] Воспоминания о Вячеславе Петровиче Волгине // ФЕ. 1962. М., 1963. С. 493.

[216] Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 2. Д. 43.

[217] Волгин В.П. Социальное учение Вейтлинга // Вопросы Истории. 1961. № 8. С. 7 – 26; Волгин В.П. От мечты о коммунизме к программе его осуществления // Новая и новейшая история. 1961. № 6. С. 9 – 16. Машинопись с авторской правкой статьи с вариантами названия «Традиции коммунизма и программа его построения» и «От утопии к программе строительства коммунизма» см.: Архив АН РФ. Ф. 514. Оп. 3. Д. 14. Л. 33 – 50.

[218] Вейтлинг В. Гарантии гармонии и свободы. М., 1962; Волгин В.П. Наследие утопического социализма // История социалистических учений. М., 1962. С. 7 – 33; Волгин В.П. Социализм А.И. Герцена // Вопросы истории. 1962. № 5. С. 39 – 63.

[219] Волгин В.П. Социализм А.И. Герцена // Вопросы Истории. 1962. № 5. С. 39 – 63.

[220] См.: «Правда» от 22 апреля 1961.

[221] Воспоминания М.Н. Захаровой о В.П. Волгине и его письма к ней 40-х гг. сохранились в Архивах. См.: Архив АН РФ. Ф. 1813. Оп. 1. Д. 96. 8 л. и Д. 147. 2 л.

[222] Алексее-Попов В.С. Наш спутник // Французский ежегодник. 1979. М., 1981. С.19.

[223] Голубцова Н.И. В.П. Волгин – исследователь истории общественной мысли во Франции в ХVIII веке // Французский ежегодник. 1979. М., 1981. C. 16.

[224] Из воспоминаний М.В. Нечкиной. См.: Воспоминания о Вячеславе Петровиче Волгине // Французский ежегодник. 1962. М., 1963. С. 488 – 489.

[225] Алексее-Попов В.С. Наш спутник… С. 19.

[226] Ознобишин Д.В. О сотрудничестве с В.П. Волгиным // Французский ежегодник. 1979. М., 1981. С. 23.

[227] Алексеев-Попов В.С. Наш спутник… С. 19; «Великолепное знание античной истории, древнегреческого и латинского языков, греко-римской философии и литературы наложило определенный отпечаток на облик ученого», – писала его секретарь. См.: Голубцова Н.И. В.П. Волгин – исследователь истории общественной мысли… C. 16.

[228] Мадор Ю.П. Материалы к биографии В.П. Волгина // Французский ежегодник. 1979. М., 1981. С. 35.

[229] В.П. Волгин как-то сказал по поводу фотографии своего деда: «Смотрю я на него, и при этом такая мысль: вот меня не будет, и изображения людей, которые были дороги для меня, никому больше не будут дороги. Это как бы касается и твоей будущей жизни в памяти людей: она становится неполной, лишенной корней».. См.: Мадор Ю.П. Материалы к биографии В.П. Волгина… С. 37.

[230] Мадор Ю.П. Материалы к биографии В.П. Волгина… С. 36.

[231] Воспоминания о Вячеславе Петровиче Волгине // Французский ежегодник. 1962. М., 1963. С. 488-489.

---

Назад