Пребывание Петра I во Франции

Глава I

Мезин С.А. Взгляд из Европы: французские авторы XVIII века о Петре I. Саратов, 2003.

Он остается величайшим иностранным гостем, которого когда-либо видел Париж.

А. Рамбо

Пребывание Петра I во Франции не раз привлекало внимание историков в России и за рубежом. Первые описания путешествия были сделаны еще современниками царя — они и составляют обширную источниковую базу, которая позволяет в деталях восстановить хронику событий царского визита, имевшего место в апреле — июне 1717 г.

Подробный, но не исчерпывающий перечень событий визита содержит походный журнал Петра I. Известны две его редакции. Одна из них — «Обстоятельный журнал о вояже или путешествии Его Царского Величества, как из Копенгагена поехал, и был в Голландии, во Франции и в прочих тамошних местах, и что там чинилось» — была опубликована М. М. Щербатовым в качестве приложения к «Журналу, или Поденной записке... императора Петра Великого» («Гистории Свейской войны»)[1]. Изданный позже «Походный журнал 1717 года» (СПб., 1855) отличается от издания Щербатова редакционной правкой и описанием некоторых деталей путешествия[2].

Таким образом, обе редакции как бы дополняют друг друга. Походный журнал велся одним из участников посольства, вероятно, под руководством кабинет-секретаря А. В. Макарова[3]. Записывались краткие сведения об официальных церемониях и поездках царя. Документу присущ сухой и лаконичный стиль деловых бумаг петровского времени.

К материалам походного журнала близки и официальные сообщения о визите царя во Францию, появившиеся в газете «Ведомости» в июне 1717 г.[4] В «Гистории Свейской войны» имеются сведения о том, как Петр осуществлял руководство военными действиями, находясь в Париже[5].

К сожалению, письма Петра I, относящиеся к 1717 году, до сих пор не опубликованы полностью, поэтому в книге использовано издание И. И. Голикова и старая публикация «Писем русских государей»[6]. Письма царя дополняют официальные источники некоторыми живыми штрихами, но в целом Петр не был склонен делиться дорожными впечатлениями со своими корреспондентами. Некоторые дополнительные детали путешествия содержатся в письмах бывшего при царе Д. М. Олсуфьева к А. Д. Меншикову.

Богатые материалы о повседневной жизни царя в Париже (записи расходов на покупки, на оплату услуг, на подарки, списки покупок: платья, мебели, книг, инструментов и пр.) содержатся в подлинной рукописи 1717 г. хранящийся в Отделе письменных источников Государственного исторического музея[7].

Своеобразным источником можно считать «Журнал ежедневный пребывания государя Петра Алексеевича в Париже»[8]. Он представляет собой перевод части из компилятивного сочинения Ж. Руссе де Мисси «Mémoires du régne de Pierre le Grand», вышедшего в Гааге в 1725 г. Но перевод этот, по предположению Б. Лосского, был выполнен человеком, сопровождавшим Петра I в поездке, и дополнен собственными воспоминаниями, поэтому не лишен документальной ценности[9].

Устные предания о пребывании Петра I в Париже были собраны в XVIII в. А. А. Нартовым (частично со слов его отца А. К. Нартова), Я. Штелиным (со слов барона И. А. Черкасова), И. И. Голиковым (со слов И. И. Неплюева)[10]. Большинство этих рассказов имеют реальную историческую основу и подтверждаются другими источниками, хотя и отражают некоторые особенности обыденного исторического сознания русских людей XVIII в.

Среди французских источников, пожалуй, наибольшей полнотой отличаются сообщения в газете «Nouveau Mercure» за май — июнь 1717 г., выдержанные в духе официальной лести. К майскому номеру газеты ее издатель аббат П.-Ф. Бюше приложил книжку «Краткий очерк истории царя Петра Алексеевича, с описанием нынешнего состояния Московии и того, что произошло наиболее примечательного со времени его приезда во Францию до сегодняшнего дня»[11]. В июньском номере газеты подробные реляции о пребывании Петра в Париже продолжались. Этот мало использованный отечественными историками материал приведен в цитированной выше хронике Б. Лосского.

Сообщения о русском царе помещались также в «Gazette de la Regence» Ж. Бюва[12].

Переписка должностных лиц, сопровождавших Петра I в путешествии по Франции, опубликована в 34-м томе «Сборника РИО» (СПб., 1881)[13].

Обильный, но не равноценный материал можно найти у французских мемуаристов периода Регентства. Точное изложение событий, сделанное по горячим следам, содержит «Дневник» маркиза Ф. Данжо[14]. Подробные каждодневные записи почти не выражают авторского отношения к событиям. «Эхом официальной банальности» назвал «Дневник» А. Лортолари. Ряд дипломатических подробностей сообщают «Записки» маршала Тессе[15], сопровождавшего царя в поездках по Парижу. Но они не содержат никаких личных оценок и почти целиком состоят из официальных документов. Описание визита в «Мемуарах» кардинала Дюбуа[16] сделано по памяти, не отличается фактической точностью и изобилует анекдотами, рисующими русского царя в неприглядном виде. Тема «кнута» является лейтмотивом рассказа Дюбуа. Глава французской внешней политики того времени был большим недоброжелателем России.

Среди записок французов-современников выделяются своей обстоятельностью и особой благожелательностью знаменитые мемуары герцога Сен-Симона[17], которого историки называют «вездесущим и всезнающим», «первым по времени французским русофилом». Мемуарист внимательно следил за деятельностью царя в Париже. К своим личным впечатлениям он при написании мемуаров добавил подробности, почерпнутые из «Дневника» Данжо.

Любопытные подробности содержатся в «Дневнике» писца Королевской библиотеки Ж. Бюва[18]. Автор передает многочисленные слухи о русском царе, которые циркулировали в среде простых парижан. Его рассказ подчас принимает гротескные формы, что было обусловлено непохожестью поступков царя на поведение европейских монархов. Как очевидец Бюва повествует лишь о посещении царем Королевской библиотеки[19]. Рассказ о посещении Петром I Академии надписей и словесных наук сохранился в старинной истории этого учреждения и приведен в публикации Л. Н. Майкова. «Дневник и записки» Матье Маре, записки профессора Сорбонны Бурсье, маркиза Лувиля и др. интересны как отражение слухов, а также некоторыми подробностями. Любопытные детали содержатся в донесениях тайного испанского агента маркиза де Гримальдо, приставленного наблюдать за Петром I в Париже[20]. Давно известные мемуары М. Маре следует отличать от записок неизвестного, вышедших из капуцинского монастыря дю Маре. Последние были опубликованы сравнительно недавно[21]. Они содержат краткий (притом довольно точный) дневник пребывания Петра I в Париже, а также оригинальный словесный портрет царя, но при этом автор постоянно путает имя царя, называя его то «Алексуис», то «Димитриус Алексуис».

Первые исторические очерки, посвященные визиту Петра I во Францию, появились в России еще в конце XVIII в. В 1771 г. в Петербурге вышла брошюра «Путешествие его величества в Париж», содержащая изображение и описание медали, отлитой в честь царя на Королевском монетном дворе, и дневник пребывания царя во французской столице, в основе которого лежит французский источник, восходящий к сообщениям «Nouveau Mercure». Довольно подробный рассказ о событиях можно найти и в известном труде И. И. Голикова[22].

В «Отечественных Записках» за 1822 г. (ч.12, № 31, 32) был опубликован перевод фрагмента книги Бюше «Краткий очерк истории царя Петра Алексеевича…», рассказывающий о пребывании царя в Париже до конца мая 1717 г.[23]

В 1865 году появляется русский перевод статьи Э. де Бартелеми «Петр Великий во Франции в 1716 (sic!) году», основанной на французских источниках[24]. А вслед за ним вышла статья М. Полуденского, построенная в основном на материалах «Походного журнала 1717 года»[25]. Довольно содержательный свод иностранных и русских источников представлен в статье А. Г. Брикнера[26]. В своей следующей статье он писал о дипломатической стороне визита во Францию и его политическом значении[27]. Работы А. Г. Брикнера можно признать лучшими по этой теме в дореволюционной историографии. Различные аспекты темы затрагивали в своих работах П. В. Безобразов[28], П. П. Пекарский[29] и другие авторы.

За последнее столетие в отечественной литературе появилась, пожалуй, лишь одна специальная работа, посвященная интересующему нас вопросу. Это статья Н. А. Баклановой[30], в которой привлечены новые архивные материалы, отражающие повседневную жизнь русского посольства в Париже. Автор приходит к выводу, что пребывание Петра в Париже способствовало установлению более прочных культурных связей России и Франции и разрушало представление о России как о нецивилизованной стране. Опубликовано также несколько работ (в основном по истории внешней политики и русско-французских культурных связей), которые проливают свет на некоторые частные вопросы темы.

Зарубежная (главным образом, французская) историография вопроса также берет начало в XVIII в. О посещении Петром I Парижа писали Руссе де Мисси, Вольтер, Мармонтель, Лакомб, Левек и другие авторы. К разряду исторических сочинений принадлежат и «Секретные записки» Ш.-П. Дюкло[31], которые иногда принимают за оригинальный источник. Текст Дюкло очень близок к «Мемуарам» Сен-Симона. Примечательно, что последние впервые вышли в 1788—1789 гг., уже после смерти Дюкло. Неизвестно, пользовался ли Дюкло текстом «Мемуаров» в королевском архиве или использовал лишь их «протограф» — «Дневник» Данжо.

В XIX в. тема стала уделом немногих досужих архивариусов, пока визит Николая II в Париж (1896) не придал ей новый импульс. Как писал известный историк французско-русских отношений А. Рамбо, «многие наши собратья предались эрудитским разысканьям в воспоминаниях былого. Злободневность неожиданно вернулась на страницы Дюкло, Бюва, Маре, д’Антена, де Сен-Симона...»[32]. В общей массе «вежливых» статей выделялись своими нелицеприятными оценками солидно документированные статьи К. Валишевского, воскрешавшего самые скандальные отзывы современников-французов о Петре I[33].

В 1908 г., в период укрепления русско-французского дипломатического союза, вышла книга дипломата виконта де Гишана «Петр Великий и первый франко-русский договор (1682—1717)», в которой целая глава посвящена визиту Петра I в Париж[34]. Обращаясь к истокам русско-французских отношений, автор стремится представить деятельность Петра I по сближению с Францией в выгодном свете. Но широкое использование в качестве источника воспоминаний кардинала Дюбуа иногда противоречит этим намерениям и даже приводит автора к некоторым фактическим ошибкам.

Весьма содержательна составленная но основе разнообразных французских и русских источников (за исключением мемуаров) хроника Б. Лосского «Пребывание Петра Великого во Франции»[35]. Путешествие Петра I в Европу 1717 г. находится в центре внимания исследования В. Хинца [36], получившего высокую оценку в отечественной литературе[37].

Итак, обратимся к событиям визита. 10 апреля[38] 1717 г. три пушечных залпа в городе Дюнкерке возвестили о том, что русский царь прибыл во владения короля Франции. Несколько ранее на пути из Ньюпорта в Дюнкерк Петра и его свиту[39], плывущих на барках по каналам и пересекших границу Франции, в местечке Зюдкот приветствовал от имени короля и регента королевский камер-юнкер де Либуа.

Любознательный царь не мог не испытывать интереса к Франции, которая при Людовике XIV стала самым могущественным и влиятельным государством Европы, государством, чья правительственная система стала во многих странах предметом подражания[40]. Визит преследовал и дипломатические цели: Петр I желал видеть Францию союзником в войне со Швецией, которая, казалось, подходила к долгожданному миру. Царь рассчитывал на то, что Франция станет одним из гарантов территориальных приобретений России в Прибалтике; надеялся он и на финансовую помощь регента. Петр вынашивал планы династических браков, которые связали бы дворы Версаля и Санкт-Петербурга. Ему очень хотелось видеть в будущем свою дочь Елизавету супругой Людовика XV.

При всей серьезности дипломатических планов, культурно-просветительские цели, пожалуй, играли более важную роль в этой поездке во Францию, чем все прочие. Культурный опыт Франции, в самом широком смысле слова, давно привлекал царя-реформатора. Еще в начале своего правления Петр I, возможно по примеру Людовика XIV, предложил городам купить право на самоуправление, но этот опыт оказался неудачным[41]. Слава мощного морского флота, созданного Кольбером, побудила русского царя отправлять «волонтеров» на учебу в морские порты Франции. Петр был наслышан о «железном поясе» крепостей, созданных маршалом Вобаном. Заслуживала более близкого знакомства и дипломатическая служба французского короля, по праву считавшаяся лучшей в Европе. Ко времени своего второго большого путешествия в Европу царь, кажется, мог уже по достоинству оценить и высокий уровень материальной и художественной культуры Франции. Он знал от своих дипломатов о том, что во Франции «художества больши прочих всех государств европских цветут и всех свободных наук ведения основательное повсегда умножается»[42]. Русские агенты в Париже закупали книги, гравюры, инструменты, вербовали для поездки в Россию ремесленников и художников. Еще до царского визита во Францию оттуда прибыли такие высококлассные мастера, как архитектор Ж.‑Б. Леблон, скульптор К.-Б. Растрелли, резчик Н. Пино, живописец Л. Каравакк и др. В 1715 г. царь получил из Франции ящик книг по архитектуре, военному делу, кораблестроению. Среди этих изданий были гравюры с видами Парижа и Версаля, описание картин Рубенса в Люксембургском дворце, жизнеописания французских королей Генриха IV, Людовика XIII и Людовика XIV. Если сам Петр и не смог досконально познакомиться с книгами из-за недостаточного знания французского языка, то он, несомненно, внимательно рассмотрел гравюры с изображением зданий и садов, план Дома Инвалидов, чертежи водоподъемной машины, образцы аллегорических фигур, историю Людовика XIV, «изображенную медалями». Таким образом, Петр ехал в Париж, уже имея представление о том, что его могло интересовать в столице Франции[43]. Немецкий историк В. Хинц, сравнивший первое и второе путешествия Петра в Европу, отмечал значительное расширение духовного кругозора царя, охватившего почти все области западной культуры начала XVIII в. Если в 1697—1698 гг. культура Западной Европы коснулась Петра в своих низших, технических и «кунсткамерных» формах, то в 1717 г. Петр был уже настолько подготовлен к более глубокому восприятию ее высших проявлений, что знакомство с ними стало для него самоцелью[44].

Желание увидеть Францию возникло у Петра I еще при первом знакомстве с Европой. По некоторым данным, во время пребывания Петра в Голландии в составе Великого посольства были предприняты попытки русско–французского сближения. По неофициальным каналам царю передавались приглашения приехать во Францию. Некий де Кро писал, что царь и в 1697 г. и позже имел намерение посетить Францию, «если бы был убежден, что будет хорошо принят там»[45]. В феврале 1699 г. русский дипломат П. Возницын говорил французскому представителю в Вене, что Петр, «слыша о его королевского величества (Людовика XIV. — С. М.) добронравных поведениях и о воинских и политических поступках», имеет «склонность» видеть Францию. На эту завуалированную просьбу дипломат получил весьма уклончивый ответ[46]. Долгое время расстановка политических сил в Европе и геополитические интересы России и Франции не способствовали сближению двух стран: враги России были друзьями Франции[47]. В Версале были недовольны взятием русскими Азова в 1696 г. и укреплением русских позиций в Польше. «Король-солнце» при всех обстоятельствах относился к великому князю Московии с холодным высокомерием.

Имеется упоминание герцога Сен-Симона о том, что Петр желал приехать во Францию в последние годы жизни Людовика XIV, но король «весьма учтиво отклонил этот визит»[48]. Ш. Дюкло писал, что король, опечаленный недугами старости и плачевным состоянием финансов, не позволяющим восстановить прежнюю роскошь двора, вежливо отвратил царя от его планов[49]. М. Полуденский иначе объяснял этот отказ: король был стар, болен, финансы государства были так расстроены, что не позволяли ему блеснуть прежнею придворною пышностью, а к простым приемам Людовик XIV не привык[50]. Впрочем, такое объяснение не подтверждается другими источниками; однако эту версию поддержал и историк-дипломат Гишан[51]. Н. А. Бакланова даже приписала подобную мотивировку отказа самому Людовику, что уже совершенно невероятно. Объяснения эти не очень убедительны, ведь за полгода до смерти «короля-солнца» во Франции принимали персидского посла с необычной даже для Версаля пышностью[52]. Скорее прав А. Г. Брикнер, считавший, что в последние годы правления Людовика XIV у Петра I не было серьезных планов посетить Францию.

Лишь после смерти Людовика XIV в 1715 г. наметилось некоторое потепление русско-французских отношений[53]. К этому времени Россия уже заявила о себе как великая держава. И Петр I не преминул посетить Францию во время своей большой поездки по Европе 1716—1717 гг. Регент Франции Филипп Орлеанский был готов к дипломатическим контактам с русским царем.

В приморских городах Дюнкерке и Кале, где царь пробыл с 10 до 23 апреля, он самым тщательным образом осматривал укрепления, портовые сооружения, шлюзы и каналы. Он очень сожалел, что мощные укрепления и порт Дюнкерка были незадолго до того срыты по условиям Раштадтского договора: «зело жалка смотреть на руину сей фортеции, а наипаче гавани»[54]. Царь совершил прогулку на паруснике, присутствовал на смотре войск, а также побывал на охоте на зайцев.

В Кале царь задержался не только из-за осмотра местных укреплений и гарнизона, но и по случаю празднования Пасхи. В свите царя были священники и певчие. 19 апреля Петр отстоял всенощную в походной церкви, а затем он и его свита усердно разговлялись. При этом все, за исключением самого царя, были сильно пьяны. «Нам объяснили это обычаем их по случаю праздника», — писал француз-очевидец. Царь, хотя и держался с подобающим достоинством, также немало «повеселился» и после Пасхи жаловался в письме к жене на большой расход водки: «а крепиша только одна фляша осталась, не знаю как быть»[55].

Накануне праздника царь нанял на службу некоего Николя Буржуа, отличавшегося высоким ростом (217 см) и силой. «Посылаю вам карлу француженина», — шутливо писал он Екатерине. Впоследствии царь женил его на высокой чухонке, желая завести породу особо высоких и могучих людей. Художник Г. Гзелль написал портрет великана. По мрачной прихоти царя после смерти Н. Буржуа из его тела было изготовлено чучело для Кунсткамеры[56].

По дороге в Париж царь делал остановки для ночлега в Булони, Абвиле и Бретейе. По дорогам Франции он ехал в странном экипаже собственной конструкции: на каретные дроги был поставлен кузов одноколки. Так ему было удобнее осматривать окрестности. Но этот экипаж вызывал немало беспокойства у сопровождавших его французов. С самого начала своего пребывания во Франции Петр не боялся расхаживать по улицам городов и посещал приглянувшиеся ему достопримечательности. Так, в Абвиле он побывал на суконной мануфактуре, вникая во все тонкости производства. От взгляда царя не укрылась бедность французского крестьянства, разоренного бесчисленными войнами Людовика XIV. Петр писал: «А сколько дорогою видели, бедность в людях подлых великая»[57]. Но вместе с тем Петр не любил торжественных встреч, его раздражало праздное любопытство толпы к собственной персоне. По этой причине он отказался присутствовать на торжественном приеме и обеде, приготовленном ему в Амьене управляющим Амьенским округом. Говорили, что царь без остановки проехал город, поскольку был наслышан о назойливом любопытстве здешних жителей[58]. Та же картина повторилась в Бове. По преданию, Петр упрекнул своих приближенных, пожелавших побывать на пиру, подготовленном по приказу местного епископа: «У вас только на уме, чтоб пить да есть сладко. Для солдата был бы сухарь да вода, так он тем и доволен»[59].

Недалеко от Парижа, в Бомоне, царя ожидал маршал де Тессе, который по поручению герцога Орлеанского отвечал за прием посольства в столице. После обеда с маршалом Петр пересел в королевскую карету. В сопровождении пятнадцати гвардейцев кортеж их шести карет въехал в Париж вечером 26 апреля.

Толпы народа стояли вдоль дороги, начиная от Сен-Дени. Улицы Парижа, по которым проезжал царский поезд, были иллюминированы. Люди толпились на улицах, выглядывали из окон. Но увидеть царя любопытствующие не могли, поскольку уже стемнело.

Около 9 часов вечера Петр прибыл в Лувр, где для него были приготовлены парадные апартаменты, принадлежавшие прежде королеве-матери. Ему предложили «самую богатую и красивую постель в мире», которую мадам де Ментенон когда-то заказала для «короля-солнца». В одном из залов было накрыто два стола на 60 кувертов каждый. Роскошь обстановки и огромное количество свечей, горевших в люстрах и жирандолях, буквально ослепили царя, но не произвели на него того впечатления, на которое рассчитывала встречающая сторона. Петр осмотрел роскошные помещения и лишь слегка отведал королевских угощений: он попросил кусок хлеба и репы, попробовал пять или шесть сортов вина и выпил два стакана пива[60], но не захотел расположиться в Лувре, который ему «за великостью не понравился».

По предварительной договоренности для Петра кроме помещений в Лувре приготовили один из частных домов, где бы он мог разместиться со своей свитой, — отель Ледигьер (Lesdiguières). Последний и стал местом постоянного пребывания царя и его свиты в Париже. Выбирая этот дом, учитывали вкусы царя: «вблизи сада и Арсенала и в незначительном расстоянии от реки». «То был просторный и красивый дворец, соседствующий с Арсеналом, и принадлежал он маршалу де Вильруа», — писал Сен-Симон[61]. По преданию, здесь Петр тоже посчитал слишком большим помещение, предназначенное для его спальни, и приказал поставить свою походную постель в гардеробной.

Отель Ледигьер на улице Серизе (rue de Cerisaie) находился в аристократическом районе Парижа, где сходились кварталы Marais, Arsenal и Bastille. От Арсенала, выходившего на набережную Сены, до Бастилии тянулся королевский вишневый сад. В саду своего особняка царь, желая потешиться, пускал ракеты; там же прежней владелицей особняка герцогиней Ледигьер был установлен забавный памятник любимой кошке, который мог видеть и Петр I[62].

Три первых дня в Париже (27—29 апреля) были, так сказать, пожертвованы Петром дипломатическому протоколу. Хотя царь не любил церемоний и считалось, что он находится во Франции инкогнито, на этот раз он решил дождаться официальной встречи, подчеркивающей его равенство с королем Франции. «При всей своей любознательности он не хотел выйти из дворца Ледигьер и вообще подавать признаков жизни до тех пор, пока король не сделает ему визит»[63]. Утром 27 апреля регент Франции Филипп Орлеанский нанес визит царю. Это была чисто протокольная встреча («о делах не говорили»), продолжавшаяся, по разным свидетельствам, от 15 минут до часа. Весь следующий день царь находился в своей резиденции в ожидании визита короля. В этот день он писал Екатерине: «я третьего дня ввечеру прибыл сюды благополучно, и два или три дни принужден в доме быть для визит и прочей церемонии, и для того ничто еще не видел здесь, а завтрее или послезавтрее начну всего смотреть»[64].

В понедельник, 29 апреля, король — семилетний Людовик XV. — посетил царя. Петр встретил его у кареты. После коротких приветственных «дискурсов» царь взял короля за руку, уступив ему почетную правую сторону, и повел его во внутренние покои, где для них были приготовлены одинаковые кресла для беседы. И все-таки Петр нарушил установленный заранее церемониал. «Было удивительно видеть, — писал Сен-Симон, — как царь берет короля на руки, поднимает и целует, и король при его малолетстве, притом совершенно к этому не подготовленный, ничуть не испугался». Заготовленная заранее речь короля, по словам французского журналиста, почти до слез растрогала присутствующих. В качестве переводчика Петр I использовал князя А. Б. Куракина, а королю помогал в общении с царем воспитатель маршал Вильруа.

Встреча произвела на Петра приятное впечатление, о чем он в обычной для него шутливой форме сообщал в письмах к Екатерине и к Меншикову. Жене он писал: «Объявляю вам, что в прошлый понедельник визитировал меня здешний королище, который пальца на два более Луки нашего (царского карлика, находившегося в свите царя. — С. М.), дитя зело изрядное образом и станом, и по возрасту своему довольно разумен, которому семь лет»[65].

Находясь в вынужденном бездействии между официальными церемониями, царь подготовил программу осмотра Парижа[66]. По свидетельству очевидцев, герцог д’Антен, в ведении которого находились королевские дворцы, преподнес царю описание достопримечательностей столицы, переведенное на русский язык[67].

Первый день осмотра Парижа (30 апреля) оказался на редкость насыщенным. «Обстоятельный журнал» сообщает: «В 30 день перед полуднем Его Царское величество был в арсеналах и в Королевских домах, и где льют медные всякие статуи, и в Аптекарском огороде, и в других огородах, и в Аптекарском доме, где смотрел анатомических вещей»[68].

Прежде всего Петр осмотрел находившийся поблизости Арсенал, который использовался не только как военный склад, но и как литейная мастерская, где было отлито большинство статуй из бронзы, украшавших королевские резиденции. Затем царь осмотрел «Королевские дома», точнее, площади, украшенные статуями королей. В восемь часов утра он совершил прогулку по Королевской площади (ныне площади Вогезов), регулярно застроенной еще по указу Генриха IV, с симметрично расположенными Павильонами Короля и Королевы. В центре площади находилась конная статуя Людовика XIII (скульпторы Р. да Вольтерра и П. Биар). Потом Петру показали площадь Людовика Великого (ныне Вандомская площадь), устроенную в центре Парижа при Людовике XIV и украшенную конной статуей «короля-солнца» работы скульптора Ф. Жирардона. Тогда же царь посетил площадь Побед в квартале Сен-Рок, где находилась еще одна статуя Людовика XIV, увенчанного лавровым венком (скульптор М. Дежарден). Царь внимательно читал латинские надписи на пьедесталах статуй и делал зарисовки. Таким образом, Петр познакомился с лучшими образцами регулярного градостроительства того времени. Но особенно его привлекли конные монументы, ведь в это время им уже была заказана скульптору Растрелли собственная конная статуя в память о победах русских войск над шведами (современники будут сравнивать ее со знаменитой статуей Людовика XIV работы Жирардона). По-видимому, царь сразу же захотел посмотреть мастерские, «где льют медные всякие статуи», находившиеся на первом этаже Большой галереи Лувра. Французский источник отмечает, что Петр тогда же посетил плотницкие и столярные мастерские, где беседовал с рабочими и даже продемонстрировал им свое плотницкое искусство[69].

Естественнонаучные интересы Петра привели его в первый же день на левый берег Сены в Ботанический сад.

В тот же день царь принял 12 членов Парижского магистрата, которые явились к нему в «вишневых бархатных епанчах»[70], а затем, в пять часов вечера, нанес ответный визит королю в Тюильри. Визит был обставлен пышными церемониями с участием гвардии и военных музыкантов. По устному преданию, царь, поднимаясь по лестнице, взял короля на руки со словами: «Всю Францию на себе несу».

Чтобы далее не загромождать работу подробной хроникой пребывания Петра в Париже — она достаточно ясно, хотя и с некоторым разнобоем, представлена в источниках и в статье Лосского, — отметим лишь основные направления деятельности царя в Париже. Прежде всего те ее стороны, которые были на виду и способствовали формированию общественного мнения о русском царе.

Современники единогласно отмечали научную и практическую любознательность царя. Испанский дипломат, внимательно следивший за передвижениями Петра, писал: «Судя по тому интересу, с которым Петр изучает все, имеющее отношение к наукам математическим, к механике и к технике, а также и к изящным искусствам, я полагаю, что ближайшее ознакомление с ними в интересах пересаждения их на родину была главная, если не единственная цель его поездки»[71]. Тот же автор отмечал, что, разъезжая по Парижу и его окрестностям, «царь всегда держит при себе карандаш, которым набрасывает на бумагу чертеж всего, что покажется ему заслуживающим внимания». «Я не знаю человека более жадного к знаниям, — писал позже кардинал Дюбуа, — ...ему достаточно было увидеть, чтобы знать, и ему приходилось поправлять пояснения, которые давали ему ученые и мастера»[72]. Естествознание и техника, особенно в их прикладных формах, с юности интересовали Петра. Чисто утилитарный подход к науке и технике переплетался с неподдельным интересом к «кунсткамерным» редкостям и диковинам. В Париже он мог сполна реализовать эту сторону своей натуры.

Царь не менее двух раз посещал Ботанический сад (30 апреля, 4 мая и, возможно, также 1 мая). Растения царю демонстрировал ботаник Вайан, отвечавший на многочисленные вопросы необычного посетителя. Поездки в Ботанический сад, как правило, сопровождались посещением аптеки и анатомического театра. 8 мая царь «изволил смотреть анатомических вещей, сделанных из воску». Как известно, Петр I проявлял живой интерес к медицине, отводил ей первостепенное место в иерархии наук, собирал в своей Кунсткамере анатомические препараты. В поездках царя сопровождал лейб-медик Р. Арескин. 8 июня он связался с известным профессором анатомии Дюверне, и один из учеников профессора, некий англичанин Вулхауз, проделал в присутствии царя глазную операцию снятия катаракты. Операция, вернувшая зрение 66-летнему ветерану битвы при Гохштедте, произвела на царя большое впечатление, и он тут же попросил доктора обучить русского ученика. У профессора Дюверне консультировался и будущий лейб-медик Л. Блюментрост, ставший впоследствии первым президентом Академии наук в Петербурге[73].

Неизменным вниманием царя пользовалась Парижская обсерватория, в которой он побывал 1, 7 (или 8) мая и 6 июня. Петр провел несколько часов у телескопов, пользуясь советами астронома де Маральди. 3 июня он побывал в мастерской земных и небесных глобусов Жана Пижона — мастера, который создал модель движущейся небесной сферы, представляющую систему Коперника. Петр купил эту модель за две тысячи рублей.

Много интересного для себя Петр увидел 11 июня в доме генерального директора почт графа Л. Пажо д’Онз-ан-Бре в пригороде Парижа Берси. Хозяин дома был ученым-механиком и изобретателем. Его коллекцию редкостей и диковинок, а также машины и инструменты демонстрировал царю известный физик и математик кармелитский монах отец Себастьен (Жан Трюше). Царь покупал научные инструменты и приборы у парижских мастеров Шапото, Биона, Бутерфильда, для него изготавливали чертежи понравившихся ему машин и механизмов, закупались книги[74].

Еще одной страстью Петра были географические карты, и он по праву гордился тем, что под его руководством картография и географические знания в России достигли заметных успехов. Утром 13 мая при посещении Тюильри член Французской академии маршал де Виллар демонстрировал царю королевские драгоценности, но тот, подивившись их количеству, простодушно сказал, «что очень мало понимает в них», зато с удовольствием давал малолетнему королю пояснения по карте России, которую представил географ Г. Делиль. Встреча с этим ученым запомнилась Петру и он перед отъездом из Парижа 7 июня пригласил к себе Делиля и продемонстрировал ему две новые рукописные карты: Каспийского моря и Средней Азии. В беседе речь шла о восточных границах России и живущих по соседству с ними кочевых народах. Впоследствии младший брат географа Ж.-Н. Делиль будет приглашен в Петербургскую академию наук, где много лет будет заниматься астрономией[75]. Даже среди сокровищ Версаля царя привлекла карта Франции, выложенная на столешнице из поделочных камней в технике флорентийской мозаики. Будучи в парижском Дворце правосудия, царь обнаружил в тамошней библиотеке глобус и заметил, что очертания Каспийского моря на нем показаны неправильно. Петр собственноручно поправил ошибку, что было отмечено в специальной памятной записке[76].

Достойным завершением научных экскурсий царя был его визит во Французскую Академию наук, состоявшийся 8 июня. Академики заранее разработали церемонию царского посещения; сохранился протокол заседания, на котором присутствовал Петр I[77]. Высокого гостя встретил президент Академии аббат Биньон. Затем ученые продемонстрировали свои научные достижения: машину для подъема воды с наименьшей затратой сил; химические опыты (с ними царь знакомился и накануне в лаборатории химика Жоффруа); рисунки к истории искусств, подготовленной к изданию; наконец, царю показали новую конструкцию домкрата. Царь просил академиков сидеть, а не стоять на протяжении всего этого научного спектакля.

Существует версия, что на этом же заседании царь за представленную научному сообществу карту Каспийского моря был избран членом Французской Академии наук[78]. Однако она не убедительна, ибо опирается на два источника, один из которых — неточный, а второй неверно истолкован. В «Журнале ежедневном», изданном в 1841 г.[79], прямо говорится об избрании царя академиком 8 июня. Но, как уже отмечалось, это сложный источник, не могущий претендовать на особую точность. Второй документ, на который ссылается Е. А. Княжецкая, — письмо неизвестного лица аббату Биньону от 9 июня 1717 г., в котором говорится: «Вчера я имел честь предложить вам, сударь, принять его царское величество в вашу академию. В настоящее время я имею честь просить вас не думать более об этом и ничего в этом направлении не предпринимать»[80]. Это письмо ясно свидетельствует о том, что Петр тогда академиком избран не был, хотя, возможно, у него такое желание и было. Изложенная Княжецкой история о том, что царь якобы отказался от звания академика, чтобы ускорить заключение русско-французского договора[81], — не более чем легенда, не соответствующая реальным обстоятельствам царского визита и не имеющая подтверждения в источниках.

Петр I был избран членом Французской Академии наук позже, 22 декабря 1717 г., что давно признано историками. Избрание царя членом этого научного сообщества сопровождалось перепиской, которая полностью опубликована Е. А. Княжецкой во «Французском ежегоднике» за 1972 г.

Рассматривая деятельность Петра в Париже, нельзя не отметить рост гуманитарных и художественных интересов царя по сравнению с его первой поездкой в Европу, характеризующий его духовное развитие, расширение его кругозора. Среди научно-гуманитарных и учебных заведений, которые он посетил, были Кабинет (библиотека) короля в Тюильри (17 мая), учебное заведение для благородных девиц в Сен-Сире (31 мая), Королевская типография, Коллеж Мазарини (Collège des Quatre Nations) и Сорбонна (все — 3 июня), Академия Надписей и словесности (8 июня).

Курьезное описание посещения Королевской библиотеки оставил Ж. Бюва[82]. Он сообщает, что Петр прибыл сюда вместе с князем Куракиным и вице-канцлером Шафировым. Королевский библиотекарь аббат Лувуа показал ему множество древних греческих рукописей, украшенных миниатюрами. Некоторые из них царь, по словам Бюва, с почтением поцеловал. Ему также были продемонстрированы хранившиеся в библиотеке исторические реликвии Франции: гробница Хильдерика, отца Хлодвига, и вещи из нее — перстень с печатью, золотой топор, римские монеты и др. Автор подчеркнул, что царь не сделал библиотеке никакого подарка, не упомянул он и о подарках царю. Однако, по не очень точному свидетельству Я. Штелина, при посещении библиотеки ему были преподнесены «двенадцать превеликих книг в александрийский лист, переплетенных в сафьян под золотом, а именно: наилучшим образом выгравированныя изображения королевских зданий и садов в Версалии, и походы Лудовика XIV, рисованные славным Фон дер Маленом (А. Ф. Ван дер Мелен — художник-баталист Людовика XIV. — С. М.) и вырезанные на меди лучшими художниками в Париже»[83]. Книговеды, изучавшие библиотеку Петра I, считают, что царь мог получить в подарок следующие книги, сохранившиеся в его библиотеке: «Caroussel» (описание королевского конного праздника 1662 г.), «Tapisserie du roy» (описание королевских шпалер в Версале), «Grotte de Versailles» (описание грота в Версале), а также два рукописных раскрашенных сборника: «Recueil des Plans généraux des Jardins de Versailles, de Trianon et de la Ménagerie...» (планы парков Версаля, Трианона и Менажери) и второй сборник без названия, содержащий планы дворца и парка Марли[84].

6 июня Юрий Кологривов закупил по указу царя следующие книги: «Книга Овидиуш с фигурами…», «Фортификация Паганова», «Фортификация старинная во французском переплете», «О укреплении слюзов», «Архитектура милитарис», «Фортификация кавалера девиля», «Новый обычай крепить города чрез девиля Пагана» — всего на 150 ливров[85].

Посещение царем монастыря Сен-Сир, в котором мадам Ментенон устроила школу для дворянок, вызвало много пересудов у парижской публики. Дело в том, что царь не только внимательно осмотрел образцовое для своего времени учебное заведение, но и посетил доживавшую здесь свой век маркизу Ф. де Ментенон — фаворитку и жену «короля-солнца». Она была для Петра I живым воплощением «великого века» Людовика XIV, к которому русский царь испытывал некоторый пиетет.

Французские мемуаристы (даже глубоко уважавший Петра Сен-Симон) подчеркивали, что царь проявил в данном случае самое бесцеремонное любопытство и оскорбительное пренебрежение к этикету. У русских же авторов посещение выглядит вполне отвечающим светским приличиям, хотя и они отмечали, что престарелая мадам де Ментенон не очень хотела этого визита[86]. Думается, что слухи о бесцеремонности царя были несколько преувеличены. Известный историк К. Валишевский, отнюдь не склонный к идеализации Петра, писал, что «многие подробности визита Петра I в Сен-Сир были предварительно обсуждены на высшем уровне. Он же приводит письмо самой маркизы с описанием визита: «В эту минуту вошел господин Габриэль и сказал мне, что господин Беллегард (де Бельгард — один из французских официальных лиц, сопровождавших царя. — С. М.), то есть царь, просит мне передать, что он хотел бы явиться сюда после обеда, если я только найду это удобным. Я не посмела отказать и сказала, что приму его в постели. Больше мне ничего не сказали. Я не знаю, нужно ли принимать его с церемониалом; захочет ли он осмотреть дом, познакомиться с девицами; я не знаю даже, явится ли он со свитой. Я все представила случаю... Царь прибыл в семь часов вечера; он сел у изголовья моей постели и спросил, больна ли я? Я отвечала: да; он велел спросить, чем я больна? Я отвечала: моя болезнь — глубокая старость вместе с довольно слабым телосложением. Царь не знал, что сказать мне, а его переводчик как будто не понял меня. Его посещение было очень коротко... Он попросил открыть нижний край (полога) моей постели, чтобы лучше видеть меня. Вы понимаете, что его желание было исполнено»[87].

3 июня Петр посетил Королевскую типографию, в которой ему продемонстрировали различные пробные оттиски. Затем он побывал в основанном кардиналом Мазарини Коллеже четырех наций при Сорбонне, в котором обучались юноши из окраинных провинций Франции. Царь осмотрел церковь и библиотеку, расспрашивал об устройстве учебного заведения, о средствах, которые выделяются на его содержание. Пояснения ему давал известный ученый геометр Вариньон. Наконец, Петр посетил саму Сорбонну — Парижский университет, который тогда имел преимущественно богословскую ориентацию. Теолог Бурсье показывал царю университетскую церковь и библиотеку. Когда Петр стал рассматривать славянские рукописи, Бурсье счел этот момент удобным, чтобы высказаться в пользу объединения церквей, «рассуждая, что легко сие учинить»[88]. По свидетельству самого Бурсье, «царь покачал головой и, смеясь, сказал, что он солдат и в богословие не вмешивается»[89]. Петр предложил богословам Сорбонны составить записку в пользу объединения церквей, которую он обещал передать русским иерархам. (Последние в своем ответе, направленном в Париж 15 июня 1718 г., писали, что они не могут решить этого вопроса без участия других православных церквей и без ведома четырех восточных патриархов[90]). С посещением Сорбонны связан и анекдот о том, будто царь обнял статую на могиле Ришелье и сказал, обращаясь к ней: «Я отдал бы половину моего государства такому человеку, как ты, чтобы он научил меня управлять другой половиной». Эта история, впервые рассказанная в сочинениях Вольтера и Дюкло, вызвала возражения еще у И. И. Голикова, ссылавшегося на очевидцев этого визита.

Во французских источниках отмечается, что 8 июня царь посетил не только Парижскую Академию наук, но и Академию Надписей и словесности, основанную при Людовике XIV с целью сочинения надписей, девизов и легенд для медалей и памятников. Здесь Петру показали уже знакомую ему книгу медалей Людовика XIV, а также само собрание медалей. Слава Людовика Великого, видимо, не оставляла равнодушным русского царя. Он в свою очередь продемонстрировал академикам медали, относящиеся к событиям его царствования. Позже, в 1719 г., Петр присылал на суд академиков надпись, предназначенную для его конной статуи, а затем древние загадочные надписи, найденные у калмыков[91]. В последнем случае речь идет о древних тангутских свитках. Их перевод, сделанный в Академии Надписей, оказался неправильным[92].

Интерес царя к истории Франции был удовлетворен посещением королевских гробниц в аббатстве Сен-Дени и могилы маршала Тюренна в церкви Сент-Эсташ. Петр также присутствовал на службе в соборе Нотр-Дам и наблюдал церковные процессии.

Первые встречи с искусством в Париже, казалось, не очень увлекли его. 3 мая царь посетил Большую галерею Лувра, «где лучшие картины», а также Королевскую Академию живописи и скульптуры. Пояснения к картинам давал первый художник короля А. Куапель. Но царя гораздо больше заинтересовали находившиеся здесь же, в Большой галерее, макеты лучших крепостей королевства, и он занялся беседой с военным специалистом. Затем Петр вновь посетил ателье скульпторов, которое находилось на первом этаже Галереи, и прогулялся по саду Тюильри.

Вечером того же дня Петр вместе с регентом побывал в Опере (Opera d’Hypermnestre de la loge du Palais Royal). В официальной газетной хронике отмечалось, что царь был поражен величественностью спектакля, сменами декораций и танцами мадемуазель Прево. Но, видимо, он оказался неподготовленным к восприятию балетного искусства. Через некоторое время после начала спектакля он захотел охладиться несколькими стаканами пива, а во время четвертого акта и вовсе покинул театр[93].

С гравюрами с картин Рубенса Петр познакомился еще в России. Посещая в Люксембургском дворце герцогиню Беррийскую, царь с большим удовольствием осмотрел ее картинную галерею. Особое впечатление произвела на него знаменитая серия картин Рубенса, посвященная истории Марии Медичи и Генриха IV. Полотна были вывешены в специальной галерее, стены которой были украшены росписями в виде цветов, камей и пейзажей. Все вместе представляло собой апофеоз искусства барокко. Картина, представляющая роды королевы, особенно тронула царя своим сочетанием страдания и радости, которое художник передал на лице королевы. Речь идет о полотне «Рождение дофина»: «Королева изображена сидящей; усталая после разрешения от бремени, но радостная и довольная, она смотрит на Дофина, которого держит гений Здоровья...»[94]. Царю также понравилась картина А. Ван-Дейка «Венера, спрашивающая оружие у Вулкана для Энея» (он рассматривал ее четверть часа), и полотно Г. Рени «Давид». Оказавшийся равнодушным к утонченной живописи периода регентства, Петр явно отдавал предпочтение искусству барокко с его сильными чувствами и яркими красками.

Продолжая тему живописи, необходимо отметить, что с Петра I в Париже было сделано несколько портретов. В «Походном журнале» под 18 мая записано: «изволил быть по утру в бане, а после обеда списывали персону»[95]. Называют имена разных художников, которые могли портретировать русского царя[96]. Современный французский автор сомневается, что ими были Г. Риго и Н. Ларжильер, но вот Ж.-Б Удри действительно писал портрет царя, ныне утраченный. Сохранились лишь пять подготовительных рисунков к нему[97]. По свидетельству очевидцев, 19 мая, будучи у герцога д’Антена, царь получил в подарок от хозяина два портрета — Екатерины, написанный в Голландии Ж.-М. Наттье, и свой, возможно исполненный накануне Удри[98]. Затем известный портретист Наттье исполнил еще один портрет царя, но предложение Петра поехать в Россию отклонил[99]. Ш. Буат выполнил несколько миниатюрных портретов царя. Считается, что лучше всего цельный характер царя уловил неизвестный художник (Ф. Жувене?) в портрете Петра, хранящемся в парижском Арсенале.

Во время своих путешествий Петр I всегда посещал мануфактуры, но в Париже особое внимание было уделено художественно-промышленным предприятиям, которыми славилась французская столица. Царь побывал на стекольной мануфактуре в Сент-Антуанском предместье (2 мая) и на чулочной фабрике (12 мая), но самый большой интерес вызвали у него мануфактура Гобеленов и Монетный двор. На королевской мануфактуре Гобеленов Петр провел половину дня 1 мая[100]. Там ему показали множество шпалер, готлисные и баслисные мастерские. Царь долгое время наблюдал за работой мастеров и беседовал с ними. 4 июня он вновь приехал на мануфактуру. В этот раз ему предложили от имени короля выбрать себе в подарок понравившиеся изделия. Царь взял восемь шпалер из «Индийской серии» по картонам Депорта и четыре из серии «Сцены из Нового завета» по картонам Жувене (называют также ковры из серии «История Дона Кихота» по рисункам Куапеля-младшего). Царь загорелся идеей создания аналогичных мастерских в Петербурге. Еще в 1716 г. из Парижа были приглашены девять мастеров шпалерного дела, которые и составили ядро Петербургской мануфактуры. Из Франции царь писал Меншикову о необходимости быстрейшего налаживания этого производства[101].

Не меньший интерес русского гостя вызвала работа Монетного двора (Hôtel des Monnayes et Médailles). 17 мая царь знакомился с производством различных изделий из золота и серебра и собственноручно отчеканил три монеты[102]. Первого июня Петр вновь посетил Монетный двор, где его встретил директор Лоней. В присутствии царя была отчеканена медаль с его портретом. Ее проект был разработан в Академии Надписей. С одной стороны находился портрет царя в латах, покрытых порфирой, а с другой — парящая Слава в лучах солнца и надпись: «Vires acquirit eundo». Строка из Вергилия — «Шествуя, прибавляет себе сил» — намекала на пользу путешествий царя. Медали сразу же были подарены царю (золотая) и его свите (серебряные). По некоторым данным, даже в последний день своего пребывания в Париже, 9 июня, царь изъявил желание еще раз посмотреть медали, посвященные Людовику XIV, на Монетном дворе.

Архитектура и садово-парковое искусство Франции также не оставили равнодушным русского царя. Как уже отмечалось, он в первые же дни осмотрел основные архитектурные достопримечательности Парижа, побывал в Лувре, Тюильри, Пале-Руаяль, Люксембургском дворце, Доме Инвалидов, поднимался на башню Нотр-Дам, чтобы с высоты птичьего полета посмотреть на город, проплывал на лодке по Сене под парижскими мостами. Столица Франции, кажется, произвела на Петра двойственное впечатление. Небольшие островки столь любимой царем регулярной застройки тонули в огромном море кривых и узких улиц, еще сохранявших свой средневековый облик. «Город в те времена был грязным, с непереносимыми запахами. Летом людей одолевала черная пыль. Вдоль улиц текли зловонные ручьи...»[103]. Не случайно царю приписывали слова, что «Париж воняет» и «от смрада вымрет». Но французская архитектура века Людовика XIV (например, творения Ж.-А. Мансара) оценивалась Петром высоко. Об этом свидетельствует не только восхищение, с которым царь осмотрел Версаль и церковь Дома Инвалидов, но и та высокая оценка, которую он давал французскому архитектору Леблону, приглашенному в Россию и назначенному главным архитектором Петербурга. Он так аттестовал архитектора Меншикову: «Сей мастер из лучших и прямою диковинкою есть». Правда, прагматизм часто брал в Петре верх, и в 1724 г. он писал архитектору И. Коробову: «...пишешь ты, чтоб отпустить (из Голландии. — С. М.) во Францию и в Италию, для практики архитектуры цивилис; во Франции я сам был, где никакого украшения в архитектуре нет и не любят, а только гладко и просто, и очень толсто строят, и все из камня, а не из кирпича; о Италии довольно слышал, но в обеих сих местах строения здешней (российской. — С. М.) ситуации противные места имеют, а сходнее голландские»[104]. Царь уловил черты классицистической ясности в архитектуре Франции, но считал, что архитектура должна быть более украшенной. Но не скромными домами голландских бюргеров, а пышными резиденциями французских королей были навеяны дворцы и парки Петергофа и Стрельны, о которых он так заботился в последние годы своего правления.

В мае—июне 1717 г. Петр с удовольствием посещал загородные резиденции французских королей и знати: Медон, Сен-Клу, Фонтенбло, Версаль и Марли. 13 мая, прибыв в Версаль, Петр осмотрел дворец и апартаменты. На следующий день, как свидетельствует «Обстоятельный журнал», «Его Величество во весь день был в Версальском огороде: для чего пущены были все фонтаны и прочия игровыя воды; и был в доме королевском, называемом Триано, который стоит в правой стороне огорода Версальского; и гуляли в баржах по Версальскому пруду, и были в другом королевском малом доме, называемом Менажереи, который построен по левой стороне Версальского огорода; и там веселились утешными фонтанами»[105]. По приказу царя, мерили «огород Версальский от полат до пруда»[106], а сам царь делал зарисовки и записи в своей записной книжке.

Будучи в Марли, Петр, по словам Сен-Симона, «провел весь день... возле Машины». Речь идет о водоподъемной машине, установленной на одном из рукавов Сены в 1682 г. голландским инженером Раннекеном. Система колес и насосов служила для подъема воды на высоту 155 м — чтобы питать фонтаны Версаля и Марли. Петр неоднократно возвращался в Версаль, чтобы не спеша осмотреть его.

Обычный интерес к военно-морским делам, кажется, отошел в Париже на второй план. Царь осматривал планы (макеты) крепостей, морские карты, дважды (12 мая и 5 июня) присутствовал на смотре войск. 5 июня регент приказал устроить в честь царя смотр войск на большой аллее Елисейских Полей. В параде участвовали французские и швейцарские гвардейцы, тяжелая и легкая кавалерия и мушкетеры («черные» и «серые»). Но большое количество зевак, клубы пыли и сильная жара испортили впечатление от зрелища. «Царь почти не смотрел на войска» и покинул смотр, не дождавшись основного прохода войск. Возвратясь к себе, Петр якобы сказал князю Куракину: «Я видел нарядных кукол, а не солдат. Они ружьями финтуют, а в марше только танцуют»[107].

Совершенно иное впечатление произвело на царя посещение 15 мая Дома Инвалидов, устроенного Людовиком XIV для ветеранов многочисленных войн. Царь «в столовой отведал солдатской похлебки и вина, выпил за здоровье солдат, похлопал их по плечам, называя камрадами. Ему весьма понравились церковь, аптека и госпиталь, и вообще, казалось, он был восхищен тамошним порядком»[108].

Из государственных учреждений Франции Петр посетил Парижский парламент — высший суд королевства, находившийся во Дворце правосудия на острове Сите. Описание этого визита содержится в приложении к «Дневнику» маркиза Данжо[109]. Заседание суда было созвано в неурочный день ради царя. Члены трибунала были в мантиях, подбитых горностаем, и бархатных шапочках. Летом они одевались так лишь в тех случаях, когда Парламент посещал король. В присутствии царя и его свиты разбиралась тяжба между неким господином Бенаром и компанией пильщиков. Это было рядовое рутинное дело. Королевский адвокат Г. де Ламуаньон во вступительном слове сказал, что впервые в их суде присутствует государь отдаленной и могучей державы, и посему этот день должен остаться в истории храма правосудия. Петра же, кажется, больше интересовало не существо процесса, а внешняя обстановка суда и одеяние судей.

Подготовка русско-французского договора была важной, хотя далеко не единственной целью поездки царя в Париж. (Лишь С. А. Фейгина утверждала, что дипломатические переговоры составляли главную цель визита Петра во Францию[110].) Дипломатическая сторона визита была тщательно скрыта от посторонних глаз. Правда, царь неоднократно встречался с герцогом Орлеанским, принимал дипломатов, аккредитованных в Париже, виделся с папским нунцием, с главой венгерских повстанцев князем Ф. Ракоци[111], посетил находящуюся в изгнании королеву Англии из рода Стюартов. Но основная работа по подготовке договора между Францией и Россией велась князем Б. И. Куракиным и П. П. Шафировым в глубокой тайне. Переговоры, начатые в Париже, завершились 4 августа 1717 г. в Амстердаме подписанием первого в истории русско-французского союзного договора, к которому присоединилась и Пруссия.

Хотя этот договор, по мнению большинства историков, не имел практических последствий для благоприятного развития русско-французских отношений[112], он повлиял на общественное мнение. Во Франции Россию стали рассматривать как возможного партнера в европейской политике. Возрос интерес французского общества к далекой, набирающей силы державе и ее правителю.

У путешествия Петра во Францию была еще одна сторона, скрытая от посторонних глаз: все это время царь не выпускал из своих рук управление страной. Письма, отправленные из Парижа, свидетельствуют о том, что он руководил военными действиями против шведов в Померании и маневрами русского флота на Балтике, заботился о развитии внешней и внутренней торговли России, о благоустройстве Петербурга, о заведении фабрики шелковых материй, об устройстве нанятых во Франции художников и ремесленников, о выслеживании скрывшегося за границей царевича Алексея...

Н. А. Воскресенский, изучавший законодательную деятельность Петра, пришел к выводу, что знакомство царя с французскими государственными порядками и законами оказало существенное влияние на его законодательную практику в военной, административной, экономической, научной, культурной и других областях[113].

Наконец, необходимо отметить, что повседневная жизнь царя, его развлечения были объектом пристального внимания парижского общества. Оно с нескрываемым любопытством следило за поведением «русского медведя». Об этом писали газеты, на этой стороне пребывания царя во Франции останавливался каждый мемуарист. Возникали слухи и анекдоты.

В середине и в конце мая во время пребывания в Версале, Марли, Фонтенбло, Петр действительно отвел несколько дней на отдых и развлечения. В письме к жене, сетуя на разлуку, Петр писал, что ему было скучно, «кроме тех дней, что я был в Версалии и Марли, дней зъ 12, сколь великой плезир имел»[114]. А. В. Олсуфьев, публикуя письма своего предка к А. Д. Меншикову, даже высказал мнение, что Петр I рассматривал Париж прежде всего как столицу утех и забав[115]. Это мнение, конечно, ошибочно. Петр и его спутники были еще далеки от тех «российских поросят», которые будут тратить время и деньги в объятиях «парижских нимф» и попадут на страницы сатирических изданий Н. И. Новикова и И. А. Крылова.

Но гостеприимные хозяева старались развлекать русских гостей. По словам маршала де Тессе, регент не имел серьезных политических намерений в отношении Петра, и поэтому он старался «развлекать царя вплоть до его отъезда, ничего не заключая с ним»[116].

Впервые приехав в Версаль, царь и его свита расположились в Трианоне, в апартаментах мадам Ментенон. Забавы не ограничивались прогулками по саду и осмотром фонтанов. Сен-Симон и Данжо сообщают, что придворные царя «привезли девиц и спали с ними в покоях, принадлежавших госпоже де Ментенон, по соседству с теми, где спал царь». Смотритель Версаля Блуэн возмущался, «видя такое осквернение храма целомудрия». Впрочем, Сен-Симон с иронией писал о ханжестве старого вдовца, который, как и его госпожа (мадам Ментенон. — С. М.), когда-то не отличался целомудренной жизнью. Наиболее бойкие мемуаристы сразу же приписали царю «подвиги Геракла», которыми он якобы похвалялся самому герцогу Орлеанскому[117].

19 и 20 мая Петр был в Фонтенбло, где граф Тулузский устроил для него охоту на оленей. Хотя в газетной хронике отмечалось, что царь был очень доволен этими развлечениями, более справедливыми кажутся слова Сен-Симона, что охота не понравилась Петру, который вообще не любил этой забавы. И сама резиденция Фонтенбло понравилась царю меньше других королевских дворцов. Мемуаристам даже стало известно, что изрядно «повеселившись» в Фонтенбло, царь и его люди испачкали карету «следами веселья»[118].

Располагая лишь слухами о пьянстве Петра, кардинал Дюбуа в своих мемуарах сочинил версию о тайных попойках русского царя в компании регента и других представителей высшего французского общества: «Ничего не вышло наружу об этих вакханалиях и дебошах, во время которых, говорят, царь грубо оскорблял регента, который выходил из себя до того, что грозил ему Бастилией. Мадам Берри, которая сохраняла разум даже в моменты, когда самые мудрые его теряют, приказала закрыть двери и не позволила выпускать никого, прежде чем тот не проспится. На следующий день актеры этого беспутного спектакля — регент, царь и герцогиня — торжественно присягнули ничего не разглашать и поцеловались, чтобы скрепить свое примирение»[119].

В день рождения царя, 30 мая, дворецкий короля Вертон устроил настоящий праздник в садах Марли, рядом с каскадом Агриппины, который особенно нравился Петру. Деревья и фонтаны были иллюминированы, небо то и дело освещалось фейерверками. Среди деревьев музыканты играли на духовых инструментах. Бал и ужин закончились очень поздно. Праздник произвел на царя прекрасное впечатление. Воспоминания о подобных развлечениях, возможно, побудили его издать в 1718 г. известный указ, официально вводивший в придворный быт ассамблеи.

Какие-то слухи о «веселье» Петра дошли до Екатерины, находившейся в Гааге, и она в письме шутливо попрекала мужа любовными похождениями. Петр оправдывался: «то моей старости не прилично», «я не таковский, да и стар»[120].

Как видим, Петр и во Франции «изволил забавиться» в присущей ему грубой манере с попойками в кругу своих приближенных. Преувеличенные слухи об этом занимали французское общество, которое, впрочем, во времена регентства невозможно было удивить оргиями и любовными приключениями. Испанский дипломат, тщательно собиравший сведения о царе, писал, что анекдоты о любовных похождениях и пьянстве Петра «баснословны и не заключают в себе ни слова правды»[121]. Историки XIX в. даже полемизировали по этому вопросу: А. Г. Брикнер считал, что слухи о неблагопристойных развлечениях царя имели какую-то реальную основу, а М. М. Ковалевский, ссылаясь на приведенный выше отзыв испанского дипломата, отрицал все порочившие царя рассказы. Советские историки предпочитали умалчивать об этой стороне жизни царя в Париже.

За границей Петр почти не изменял своим бытовым привычкам: обычно он рано вставал и рано ложился спать; ел привычную пищу, хотя не отказывался и от гастрономических изысков гостеприимных хозяев; пил пиво, которое специально варили для него; по субботам ходил в баню, выстроенную для него на берегу Сены. «Банщику заплачено за сено, которое брано в баню на постилку полов и за мыло два ливра двенатцеть (sic!) копеек»[122]. Зрелище русских солдат, выбегавших после парной и кидавшихся прямо в реку, «произвело многолюдное сборище парижан»[123].

Обычно скромный в быту, Петр I потратил в Париже немало денег на покупку предметов роскоши, большинство из которых предназначалось для его жены Екатерины. В расходных книгах зафиксирована покупка двух «колясок» с «двойными пружинами», парадной мебели, тканей, тафтяных и штофных женских платьев, мужской одежды и парадного оружия и даже цветочных горшков, «которые употребляются в садах под цветки»[124].

Завершая рассказ о пребывании Петра I во Франции, хочется по традиции процитировать простодушные слова И. И. Голикова: «Монарх пробыл в Париже 43 дни, в которые больше осмотрел и заметил, нежели другие могли б сделать в год»[125]. Петр проявил недюжинное любопытство к различным сторонам французской жизни, желание сблизиться с Францией и в политическом, и в культурном плане. Французы также рассматривали визит царя как явление экстраординарное.

[1] Журнал, или Поденная записка… Петра Великого. СПб., 1772. Ч. 2. С. 407–413.

[2] Текст, опубликованный Щербатовым, кажется более выверенным. В нем отсутствуют некоторые бытовые детали, касающиеся болезни царя или посещения им бани, но подробнее сообщается о пребывании Петра в Версале 19 мая и о визите в Сорбонну 3 июня. Но и текст «Походного журнала 1717 года» не является публикацией первоначальных черновых записей. Он также подвергался редакционной правке после возвращения посольства в Россию. Так, например, сообщая о встрече Петра I с «французом большим», автор далее отмечает: «...оного Его Величество после вывез с собою в Россию» (подчеркнуто мною. – С. М.)

[3] Автором записей мог быть Д. М. Олсуфьев. Сравнение его письма А. Д. Меншикову, описывающего визит к царю Людовика XV.., с соответствующими описаниями обеих редакций походного журнала обнаруживает ряд прямых текстуальных совпадений. (См.: Братья Олсуфьевы, обер-гофмейстеры Петра Великого. Переписка их с князем А. Д. Меншиковым (1717–1727) // Русский архив. 1883. Кн. 3. С. 30–36.) Есть косвенные данные и в пользу авторства барона И. А. Черкасова, состоявшего при царе секретарем в свите «второго разряда», но они менее надежны, так как опираются на устное предание. (См.: Штелин Я. Любопытные и достопамятные сказания о императоре Петре Великом. СПб., 1786. С. 58.)

[4] Ведомости времени Петра Великого. Вып. 2: 1708–1719. М., 1906. С. 245–246.

[5] Журнал, или Поденная записка. Ч. 2. С. 51–52.

[6] Письма русских государей и других особ царского семейства. Т. 1: Переписка Петра I с Екатериной Алексеевною. М., 1861.

[7] ОПИ ГИМ. Ф. 342 (А. И. Барятинский). Оп. 1. № 40.

[8] Русский вестник. 1841. Т. 2, ¹ 5.

[9] Lossky B. Le séjour de Pierre le Grand en France // Le monde slave. 1932. № 8.

[10] Майков Л. Н. Рассказы Нартова о Петре Великом. СПб., 1891; Штелин Я. Любопытные и достопамятные сказания о имп. Петре Великом. СПб., 1787; Голиков И. И. Дополнение к Деяниям. М., 1796. Т. 17; см также: Петр Великий. Воспоминания. Дневниковые записи. Анекдоты. СПб., 1993; Нартов А. А. Рассказы о Петре Великом (по авторской рукописи). СПб., 2001.

[11] Buchet P.-F. Abrégé de l’histoire du Czar Peter Alexiewitz... Paris, 1717.

[12] Buvat J. Gazette de la Régence. 1715–1719. Paris. 1887.

[13] См. также: Петр Великий во Франции. Письма де Бернажа / Публ. М. М. Ковалевского // Русская старина. 1875. Т. 13, ¹ 5. С. 111–114.

[14] Journal du marquis de Dangeau publié en entier pour la première fois. T. 17: 1717–1719. Paris, 1859.

[15] Mémoires et lettres du maréchal de Tessé. Paris, 1806. T. 2.

[16] Mémoires du cardinal Dubois sur la ville, la cour et les salons sous la régence. Paris, s. d.

[17] Сен-Симон. Мемуары. Полные и подлинные воспоминания герцога де Сен-Симона о веке Людовика XIV и Регентства. Избранные главы. М., 1991. С. 349–374; см. также: Saint-Simon. Mémoires. M., 1976. T. 1. P. 63–65. T. 2. P. 320–344.

[18] Buvat J. Journal de la régence. (1715–1723) Paris, 1865. T. 1.

[19] См.: Майков Л. Н. Современные рассказы и отзывы о Петре Великом // Русский архив. 1881. Кн. 1, № 1. С.5–16.

[20] Ковалевский М. Новые данные о пребывании Петра в Париже // Русская мысль. 1884. ¹ 1.

[21] Sawizki M. Unbekannte Aufzeichungen ueber den Besuch Peters des Großen in Frankreich // Die Welt als Geschichte. 1957.XVII. Heft 1. S. 53-54.

[22] Голиков И. И. Деяния Петра Великого. М., 1788. Ч. 5. С. 311–343; Он же. Дополнение. М., 1794. Т. 11. С. 349–417.

[23] См. также: Путешествие царя Петра Алексеевича во Францию и пребывание в Париже Его Царского Величества / Публ. Е. С. Самониной // Река времени. Кн. 5. М., 1996.

[24] Еженедельные прибавления к «Русскому инвалиду». 1865. № 5.

[25] Полуденский М. Петр Великий в Париже // Русский архив. 1865.

[26] Брикнер А. Путешествие Петра Великого за границу с 1711 до 1717 года // Русский вестник. 1881. Т. 152, № 3.

[27] Брикнер А. Франция и Россия при Петре Великом // Журнал Министерства народного просвещения. 1883, авг.

[28] Безобразов П. В. О сношениях России с Францией. М., 1892.

[29] Пекарский П. П. Наука и литература в России при Петре Великом. СПб., 1861. Т. 1. С. 39–45.

[30] Бакланова Н. А. Культурные связи России с Францией в первой четверти XVIII в. // Международные связи России в XVII–XVIII вв. М., 1966.

[31] Duclos Ch.-P. Mémoires secrets sur le règne de Louis XIV, la régence et le règne de Louis XV. Paris, 1846. P. 172–181.

[32] Rambaud A. Les Tsars à Paris // Revue politique et littéraire. 1896. Liv. 52. P. 496; см. также: Haussonville J. de. La visite du Tsar Pierre le Grand en 1717 d´après des documents nouveaux // Revue des deux Mondes. 1896. 15 oct. P. 795-815.

[33] Waliszewski K. Pierre le Grand en France // Revue de Paris. 1896, oct.; Idem. Pierre le Grand. Paris, 1897; Валишевский К. Собрание сочинений. Т. 2: Петр Великий. М., 1993.

[34] Guichen, vicomt de. Pierre le Grand et le premier traité franco-russe (1682 à 1717). Paris, 1908. P. 165–241.

[35] Lossky B. Le séjour de Pierre le Grand en France // Le monde slave. 1932. ¹ 8.

[36] Hinz W. Peters Grossen Anteil an der wissenschaftlichen und kunstlerischen Kultur seiner Zeit. Breslau, 1933.

[37] См.: Фейгина С. А. Иностранная литература о Петре Великом // Петр Великий: Сб. статей. М.;Л., 1947. С. 405–407.

[38] 21 апреля по новому стилю. Далее все даты приводятся по старому стилю.

[39] Свита царя составляла 61 человек. Полный ее список см.: Сборник РИО. СПб., 1881. Т. 34. С. 168–170.

[40] См.: Кареев Н. И. Западно-европейская абсолютная монархия XVI, XVII и XVIII веков. СПб., 1908. С. 83.

[41] См.: Павленко Н. И. Петр Великий. М., 1990. С. 105–106.

[42] Русский дипломат во Франции (Записки Андрея Матвеева). Л., 1972. С. 50.

[43] Бакланова Н. А. Указ. соч. С. 318.

[44] Петр Великий: Сб. статей. С. 406.

[45] Лавров А. С. Великое посольство в донесениях французских дипломатов // Орниенбаумские чтения. Вып. 1: Эпоха Петра Великого. СПб., 2001. С 129, 135.

[46] Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого. СПб., 1858. Т. 3. С. 492.

[47] См.: Борисов Ю. В. Дипломатия Людовика XIV. М., 1991. С. 339–358.

[48] Сен-Симон. Указ. соч. С. 349.

[49] Duclos Ch.-P. Op. cit. P. 173.

[50] Полуденский М. Указ. соч. Стлб. 675.

[51] Guichen. Op. cit. P. 71.

[52] Борисов Ю. В. Указ. соч. С. 336.

[53] См.: Черкасов П. П. Двуглавый орел и королевские лилии. Становление русско-французских отношений в XVIII в. 1700–1775. М., 1995. С. 14–19.

[54] Письма русских государей. Т. 1. С. 64.

[55] Там же. С. 65.

[56] См.: Anemone T. Les monstres de Pierre le Grand: la culture de la Kunstkamera à Saint-Petersbourg au XVIII siècle // Le mirage russe au XVIII siècle. Ferney-Voltaire, 2001. P. 37-56.

[57] Письма русских государей. Т. 1. С. 66.

[58] Русская старина. 1875. № 5. С.114.

[59] Петр Великий. Воспоминания. С. 321.

[60] Lossky B. Op. cit. P. 282–283.

[61] Сен-Симон. Указ. соч. С. 355.

[62] Лукомский Г. К. Старый Париж. СПб., 1912. С. 81–84.

[63] Сен-Симон. Указ. соч. С. 360.

[64] Письма русских государей. Т. 1. С. 66.

[65] Там же. С. 67.

[66] Голиков И. И. Деяния Петра Великого. Ч. 5. С. 316.

[67] Lossky B. Op cit. P. 285; Ковалевский М. Новые данные. С. 109; Бакланова Н. А. Указ. соч. С. 324–325.

[68] Журнал, или Поденная записка. Т. 2. С. 409.

[69] Lossky B. Op. cit. P. 285.

[70] Подробное описание церемонии см.: Guichen. Op. cit. P. 195–199.

[71] Ковалевский М. Указ. соч. С. 111–112.

[72] Mémoires du cardinal Dubois. P. 109–110.

[73] Андреев А. И. Основание Академии наук в Петербурге // Петр Великий: Сб. статей. С. 290.

[74] ОПИ ГИМ. Ф. 342. Оп. 1. ¹ 40. Л. 50, 52, 55, 80.

[75] См.: Chabin M.-A. Les Français et la Russie dans la première moitié du XVIII-e siècle: la famille Deslisle et les milieux savants // Positions des thèses soutenues par les élèves de la promotion de 1983 pour obtenir le diplome d’archiviste paléographic. Paris, 1983.

[76] Journal de marquis de Dangeau. Paris, 1860. T. 18. P. 411.

[77] См.: Голицын А. П. Петр I – член Парижской Академии наук // Русский заграничный сборник. Paris; Leipzig, 1859. Ч. 3, тетрадь 3. С. 5.

[78] Княжецкая Е. А. Петр I – член Французской Академии наук // Вопросы истории. 1972. № 12; Она же. Начало русско-французских научных связей // Французский ежегодник. 1972. М., 1974.

[79] Русский вестник. 1841. Т. 2, № 5.

[80] Княжецкая Е. А. Начало... С. 261.

[81] Она же. Петр I – член Французской Академии... С. 201.

[82] Buvat J. Journal de la régence. T. 1. P. 269–270; Майков Л. Н. Современные рассказы... // Русский архив. 1881. Кн. 1, № 1. С. 12–13.

[83] Штелин Я. Любопытные и достопамятные сказания о императоре Петре Великом. СПб., 1786. С. 45–46.

[84] См.: Исторический очерк и обзор фондов Рукописного отдела Библиотеки Академии наук. Вып. I: XVIII в. М.; Л., 1956. С. 107, 162.

[85] ОПИ ГИМ. Ф. 342. Оп. 1. № 40. Л. 82–82 об.

[86] Штелин Я. Указ. соч. С. 52–54.

[87] Валишевский К. Собр. соч. М., 1993. Т. 2. С. 362.

[88] См.: Журнал или Поденная записка. Т. 2. С. 411–412.

[89] Пекарский П. П. Указ. соч. Т. 1. С. 40.

[90] См.: Журнал, или Поденная записка. Т. 2. С. 425–428.

[91] Lossky B. Op. cit. P. 300; Майков Л. Н. Современные рассказы... С. 13–16.

[92] Любименко И. И. Просвещение и наука при Петре I и основание Академии Наук // Изв. АН СССР. Сер. истории и филологии. 1945. Т. 3, ¹ 3. С. 179.

[93] Lossky B. Op. cit. P. 287.

[94] Питер-Пауль Рубенс. М., 1977. С. 135.

[95] Походный журнал 1717 года. С. 17.

[96] См.: Réau L. Portraits français de Pierre le Grand // Gazette des Beaux-Arts. 1922. 2-e semestre. P. 301–312.

[97] Кюзэн Ж.-П. Французская живопись в Париже и Петербурге // Россия – Франция. Век Просвещения. Л., 1987. С. 144.

[98] Lossky B. Op. cit. P. 291.

[99] См.: Немилова И. С. Загадки старых картин. М., 1973. С. 184–206.

[100] См.: Мабий Ж. Французское декоративно-прикладное искусство и Россия в XVIII веке // Россия – Франция. С. 243; Бирюкова Н. Французское декоративно-прикладное искусство // Там же. С. 239.

[101] Голиков И. И. Дополнение. Т. 11. С. 405.

[102] См.: Lossky B. Op. cit. P. 290, 300; Mazerolle. Visites de Pierre le Grand à la Monnaie des Médailles // Gazette des Beaux Arts. 1896. 2-e semestre. P. 363–369.

[103] Борисов Ю. В. Указ. соч. С. 51.

[104] Голиков И. И. Дополнение. М., 1794. Т. 14. С. 380–381.

[105] Журнал, или Поденная записка. Т. 2. С. 410.

[106] Бакланова Н. А. Указ. соч. С. 326; ОПИ ГИМ. Ф. 342. Оп. 1. № 40. Л. 61.

[107] Петр Великий. Воспоминания. С. 311.

[108] Сен-Симон. Указ соч. С.362.

[109] Journal du marquis de Dangeau. Paris, 1860. T. 18. P. 410–412.

[110].Фейгина С. А. Аландский конгресс. Внешняя политика России в конце Северной войны. М., 1959. С. 116-199.

[111] Ференц II Ракоци оставил воспоминания о своих дипломатических переговорах с царем во время «интересных прогулок, которые мы совершали в королевских дворцах». См.: L´autobiographie d´un prince rebelled. Confession et mémoires de Franoçis II Rákóczi. Budapest, 1977. P. 616.

[112] Черкасов П. П. Указ. соч. С. 20.

[113] Вскресенский Н. А. Петр Великий как законодатель: Исследование законодательного процесса в России в эпоху реформ первой четверти XVIII века. Л., 1945 (рукопись) // ОР РНБ. Ф. 1003 (Н. А. Вознесенский). № 14. Л. 569, 612.

[114] Письма русских государей. Т. 1. С. 71.

[115] Русский архив. 1883. Кн. 3. С. 32.

[116] Mémoires et lettres du maréchal de Tessé. Paris, 1806. T. 2. P. 319.

[117] Лувиль писал: «Он рассказал (герцогу Орлеанскому. – С. М.) что, когда с ним прощалась некая особа легкого поведения, «отработавшая» ночью одна за десятерых и получившая за такой тяжкий труд всего две монеты, она воскликнула: «Поистине, государь, ты со мной действовал как мужчина великолепно, но как император – более чем скупо!» См.: Брикнер А. Путешествие Петра Великого... С. 60.

[118] Buvat J. Op. cit. P. 271.

[119] Mémoires du cardinal Dubois. P. 110.

[120] Письма русских государей. Т. 1. С. 69.

[121] Ковалевский М. Указ. соч. С. 111.

[122] ОПИ ГИМ. Ф. 342. Оп. 1. № 40. Л. 61.

[123] Петр Великий. Воспоминания. С. 311.

[124] ОПИ ГИМ. Ф. 342. Оп. 1. № 40. Л. 63, 67, 70, 82, 83, 103, 104.

[125] Голиков И. И. Деяния. Ч. 5. С. 318.