Введение к книге: Blaufarb R. The French Army, 1750-1820: careers, talent, merit. Manchester, 2002.

Удивительно, но одно из наиболее долгоживущих наследий Французской революции 1789 г., а именно, идея la carrière ouverte aux talents, долгое время практически не являлась объектом всестороннего исторического исследования[1]. Говоря языком самой Революции, во французском обществе до 1789 г. доминировало наследственное дворянство, которое монополизировало большинство престижных позиций в церкви, армии, магистратуре и правительстве. Революция, в своем поступательном развитии, разрушила старый порядок вещей, объявив о всеобщем равенстве. Ее вожди вотировали отмену дворянских привилегий и надеялись построить новое общество, в котором представители всех сословий смогли бы выделиться исключительно за счет своих способностей и личных качеств. Даже Алексис де Токвиль, который понимал под Революцией исключительно политический феномен (инспирировав современные исследования в культурно-политической истории Франции) писал, что революционный импульс первоначально возник из желания провести социальную трансформацию. Он отмечал, что основным мотивом 1789 г., было создание общества, «где человек ценился бы единственно по заслугам (mérite), а не за счет богатства или благородства рождения»[2].

Предлагаемый ниже обзор, затрагивающий тему французской революционной меритократии призван, помимо всего прочего, ответить на вопрос: почему такой фундаментальный вопрос не привлекал серьезного внимания специалистов? Частично это можно объяснить тем, что историография Французской революции на протяжении ХХ в. – находясь под воздействием существующих дебатов, привнесенными учеными марксистского направления разных стран – не приветствовала критический подход при освещении данного вопроса. Для большинства французских историков, ассоциировавших себя с марксистским направлением, вопрос трансформации меритократии в обществе эпохи 1789 г., являлся аксиоматическим[3]. На тот момент, когда поднявшаяся буржуазия уничтожила дворянское сословие и заменила феодальное общество капиталистическим, Французская революция закрепила свой триумф индивидуальной идеологии общественных заслуг, сместив старую систему наследственных привилегий. Таким образом, историография не искала для себя здесь чего-либо существенно нового.

В 1960-е годы, новое поколение историков подвергло критике, казалось бы, устоявшиеся постулаты заслуженных мэтров. Обозначив аспекты социальной мобильности и культурооборота между буржуазным и дворянским сословиями, такие историки, как Дэвид Д. Бьен, Роже Шартье, Гай Шоссинан-Ногаре, Коллин Люкас и Дени Рише,[4] не только инициировали новый подход, призванный снивелировать незыблемость марксистской интерпретации, но так же и заложили основу нового восприятия самой сущности идеи и практической стороны меритократии.

Искрометная атака Франсуа Фюре на уцелевшие бастионы марксистской теории, ускорила процесс переосмысления нового социального порядка, привнесенного Революцией[5]. Выдвинув тезис, что Французская революция сменила борьбу интересов каждого отдельного сословия дискурсивной борьбой за власть, Фюре сместил угол зрения исследователей социального порядка, и направил их внимание на идеологию, культуру и политику. Однако, несмотря на то, что в последующие годы наблюдался интерес к социальному подходу, исследованному в совокупности по схеме, предложенной Фюре, многие вопросы меритократии остаются еще неразрешенными[6].

Исследователи Старого порядка придавали большее значение культуре дореволюционной меритократии, чем те, кто занимался непосредственно историей Революции. Так, еще в 1950-е гг., Марсель Рейнар, в своей статье показал, что во второй половине XVIII в., французская монархия начала, своего рода, первые реформы, введя систему почестей за заслуги в военных и гражданских учреждениях королевства[7]. Перекликаясь с Рейнаром, Дени Рише выдвинул аргумент, что в течении последних десятилетий Старого порядка, дворянство и буржуазия стали меньше обращать внимания на разделяющие их сословные различия, а начали скорее соперничать в показном наличии «частной собственности, фортуны и талантов»[8]. Исследуя документы Королевской школы военных инженеров в Метце, Роже Шартье установил, что условия, необходимые для зачисления дворянина в школу были, скорее, совместимы с задачей поощрения личной заинтересованности будущего кадета. В связи с этим, по мнению, Шартье, для дирекции школы дворянство и меритократия не являлись чем-то прямо противоположным а, наоборот, вполне пригодным для получения дворянином «технического» образования[9].

Шоссинан-Ногаре пошел еще дальше, рассмотрев вопрос о приверженности дворянства к идеологии социального превосходства в силу знатности рождения. По его мнению (если оставить в стороне эту архаичную концепцию), дворянство постепенно абсорбировало либеральные идеи посредством смешанных браков и социальных связей с высшими слоями крупной буржуазии. К 1789 г., дворянство полностью ассимилировало свою основную значимость, т.е., «заслуги (mérite) и равенство возможностей», будучи готовым занять лидирующее место в предстоящих событиях.[10] В совокупности, его исследование обнаружило известное наличие культуры меритократии Старого порядка, подняв вопрос о необходимом изучении развития этой культуры в рамках новых идей, востребованных Революцией.

Продемонстрировав, что идея mérite имеет долгую дореволюционную историю, Рейнар, Рише, Шартье и Шоссинан-Ногаре обозначили новые пути для изучения контекста становления французской революционной меритократии. Впрочем, в начале, этому не уделялось должного внимания в связи с отсутствием четкого обозначения самого понятия меритократии, т.е., таким, каким оно существовало до 1789 г. Вместо того, что бы ввести в научный оборот новые определения, вышеупомянутые историки сочли естественным отметить, что проблема меритократии в эпоху Старого порядка означала то же, что и сегодня: личное, а не наследственное социальное различие, демократическая, а не корпоративная социальная организация и, наконец, равные возможности для всех. Таким образом, несмотря на то, что большинству историков и удалось доказать, что проблемы меритократии имеют в своей основе корни Старого порядка, их идеи, тем не менее, не вышли за рамки неизмененной, монолитной концепции прошлого.

Наибольшей проблемой сегодня остается определение того как, собственно, проблема mérite воспринималась во Франции в эпоху Старого порядка. Так, еще в середине 1970-х гг., Дэвид Д. Бьен начал изучение этого вопроса на основе ордонанса военного министра маршала де Сегюра (утвержденного королем 22 мая 1781 г.), который закрыл дорогу всем соискателям офицерских эполет, не имеющих в своем роду четырех поколений наследственного дворянства[11]. Вступив в полемику с современными ему интерпретациями этого непопулярного в тогдашней военной среде постановления, представленного как аристократическая реакция против недворян вообще, Бьен доказал, что эта мера была направлена в первую очередь именно против вновь аноблированных лиц, не имеющих долголетних военных традиций. Он пришел к выводу, что ордонанс Сегюра скорее отражал трения внутри самого дворянства, чем таковые между дворянством и третьим сословием. Тем самым, статья Бьена явилась важной вехой в уничижении марксистской интерпретации меритократии.

Однако, ученый не остановился на этом: в своей следующей статье он объяснил рационализм, стоявший за исключительными профессиональными прерогативами дворянства, особенно так, как они понимались при назначении на военные должности[12]. Бьен писал, что эти привилегии не являлись оправданными лишь за счет кровного благородства происхождения, а базировались на непреложном представлении о чести, достоинстве и личностных качествах индивидуума. Справедливо полагая, что только в семейном кругу и может быть воспитана высшая добродетель на основе ценностей, переходящих по наследству, военные конца Старого порядка не без оснований считали, что наилучший тип офицера может быть выпестован единственно из числа семей давнего служилого дворянства.

Эти идеи были подхвачены, и глубже развиты учеником Бьена, американским историком нового поколения, Джеем М. Смитом. В своей монографии он отмечал, что начиная с 1600-х гг., французское дворянство справедливо расценивало mé>rite как свое всевозрастающее естественное право[13]. Для дворянства являлось делом чести, из поколения в поколение, военная служба королю для поддержания своих законных наследственных привилегий. Король, в свою очередь, должен был вознаграждать жертвенно-принесенную благородную кровь посредством предоставления дворянству возможностей еще более проявить себя в службе, особенно в многочисленных войнах. С этой точки зрения, социальное превосходство дворянства, как и исторические узы, связывающие его с монархией, являлись отличительной чертой культуры mérite Старого порядка. Исследование Смита концертирует свое внимание на том, что меритократия не является лишь совокупностью таланта, системы образования и сословной иерархии, но она так же и понимает под собой понятие о чести, долге и справедливости. Являясь, таким образом, нечто большим, чем просто личными качествами, требуемыми законного признания, дворянская концепция mérite предполагала, своеобразный взаимообмен в отношениях с государством имея, в своей основе, моральные устои применимые к существующей форме правления.

Несмотря на то, что ни Бьен ни Смит, не раздвинули хронологические рамки своих исследований для того, что бы показать, каким образом идеи mérite, образованные Старым порядком, смогли бы повлиять на поступательные процессы после 1789 г., их работы способствовали существенному толчку, направленному на изучение основ французский меритократии революционного периода. Если принять во внимание точку зрения этих историков, идея «карьеры открытой талантам», не представляет собой, в одинаковой степени, ни победного триумфа, столь долго вынашиваемого амбициозными буржуа, ни триумфа идеологов века Просвещения. Как раз наоборот: работы Бьена и Смита позволяют предположить, что становление меритократии во Франции эпохи революции, явилось, скорее всего, не кратким радикальным перерывом переходного периода, а фундаментальным переосмыслением этого понятия. Оно повлекло за собой трансформацию доселе незыблемой культуры служения долгу, реконструкцию социальной иерархии и реконфигурацию взаимоотношений между государством и общественными институтами.

Нигде это не проявилось так остро, как в армейской среде[14]. Королевская армия не только являлась мощнейшим профессиональным истэблишментом Франции XVIII в. (к тому же таким, где проблемы меритократии выдержали наибольшее количество потрясений), но и организацией, сохранившейся в целостном виде на протяжении всего последующего периода. Конечно, будучи радикально трансформированной в ходе революции, армия – в противовес торговым палатам, коллегиям адвокатов, судам, учебным заведениям и т.д. – все же продолжала оставаться единым организмом, являясь прямым проводником идеи mérite, в том виде, как она была понята современниками на всем этапе существования последних лет Старого порядка.

Композиция, в частности, офицерского корпуса в предреволюционной Франции, обозначив понятие «карьеры открытой талантам», тем не менее предполагала, что переходный период будет крайне трудным, имея в виду проблемы сословного происхождения. Известно, что до Революции офицерский корпус являлся практически закрытой аристократической кастой (par excellence) – и ассоциировался с самим символом дворянской принадлежности, где профессия офицера считалась естественной для молодого человека знатного рода. Монархия всячески старалась укрепить веру служилого дворянства в этом издавна зафиксированном короной предначертании. Однако, спустя несколько месяцев после начала событий 1789 г., Революция разрушила этот установившийся порядок вещей. Спустя десятилетие, профессия офицера, подразумевающая в прошлом принадлежность к исключительно дворянскому сословию, уступила место новой системе меритократии. Армия, претерпев бури преобразований, и прочно опираясь на прогрессивные реформы, начатые еще в эпоху Старого порядка, совершенствовалась в своем поступательном движении далее через горнило революционных и наполеоновских войн.

Перевод и литературная адаптация
cпециально для сайта Французского ежегодника
Эман М. Вовси © 2010

---

[*] Д-р Рейф Блафарб, директор Института Наполеона и Французской Революции Государственного университета Флориды (Florida State University) США.

[1] Англ. слово meritocracy (от фр. mérite, заслуга), здесь означает достигнутое положение в обществе, благодаря способностям.

[2] Alexis de Tocqueville. Œuvres complètes (Paris, 1953), vol. 2, p. 109.

[3] Известные работы ведущих французских историков-марксистов, таких, как например Жорж Лефевр и Альфред Собуль, хорошо известны российскому и зарубежному читателю. Так же см. Geoffrey Ellis, “The Marxist interpretation of the French Revolution”, English Historical Review (April, 1978), pр. 353-76.

[4] См., например, David D. Bien, “Lа Réaction aristocratique avant 1789: l’example de l’armée”, Annales ESC, 29 (1974), pp. 23-48, 503-34; Roger Chartier, “Un recrutement scolaire au XVIIIème scièle: l’Ecole royale du génie de Mézières”, Revue d’histoire moderne et contemporaine, 20 (Paris, 1973), pp. 353-75; Guy Chaussiand-Nogaret, The French nobility in the eighteenth century. (New York, 1985).

[5] François Furet, Interpreting the French Revolution (Cambridge and Paris, 1977).

[6] Вопросы социального порядка были затронуты в работах: Colin Jones, Bourgeois Revolution Revivified: 1789 and Social Change (Oxford, 1991), pp. 69-118; William H. Swell, A Rhetoric of Bourgeois Revolution: the Abbé Sieyès and What is the Third Estate? (Durham, 1994), и пр.

[7] Marcel Reinhard, “Elite et noblesse dans la seconde moitié du XVIIIème siècle”, Revue d’histoire moderne et contemporaine, 3, (Paris. 1956), pp. 5-37.

[8] Denis Richet. “Autour des origins idéologiques lointaines de la Révolution française”, Annales ESC, 24 (1969), pp. 1-23.

[9] Chartier. “Un recrutement scolaire..,” рр. 353-75.

[10] Chaussiand-Nogaret, The French nobility.., р. 22.

[11] Bien, “La Réaction aristocratique avant 1789..,” рр. 23-48, 505-34. Др. Бьен долгое время являлся одним из руководителей Французского института Мичиганского Университета (США).

[12] David D. Bien, “The Army of the French Enlightenment: Reform, Reaction and the Revolution”, Past and Present, 85 (London, 1979), pp 68-98.

[13] Jay M. Smith, The Culture of mérite: Nobility, Royal Service and the Making of Absolute Monarchy in France, 1600-1789 (Ann Arbor, 1996).

[14] Среди многочисленных работ, появившихся за последние десятилетия, и так или иначе затрагивающих тему меритократии, наиболее важными являются такие, как например, Jean-Paul Bertaud, La Révolution armée: les soldats-citoyens et la Revolution française (Paris, 1979); Gilbert Bodinier, Les officiers de l’armée royale combatants de la Guerre d’indépendance de Etats-Units. (Paris, 1983); Alan Forrest, Conscripts and Deserters: the army and the French society during the Revolution and Empire (New York, 1989); Paddy Griffith, The Art of War of the Revolutionary France, 1789-1802 (London, 1998).

---

Назад