Гойя Ф. Восстание на Пуэрта дель Соль 2 мая 1808 года. 1814 г.

Погосян В.А. Армяне – сподвижники Наполеона: история и мифы. Ереван, Издательство "Эдит Принт", 2009.

Как уже было отмечено, начальный этап жизни Рустама является типичным для судеб многих и многих мамелюков. В этом можно легко убедиться и на примере биографии другого, менее известного историкам, чем Рустам, армянина-мамелюка Уаниса Петро (Оганеса, сына Петроса). Правда, в дальнейшем, после распада Первой империи и завершения эпохи наполеоновских войн волею обстоятельств их жизненные пути резко разошлись, но в начальной, трагической стадии их судеб мы находим много схожего.

Имя мамелюка Уаниса Петро в истории не забыто, о нем упоминали разные исследователи, в том числе, такие известные наполеоноведы как Ф. Массон и Ж. Саван[1]. Дошедшие до нас малочисленные документы из его личного архива, проливают дополнительный свет на перипетии пройденного им трудного жизненного пути, напоминающего подлинную одиссею и позволяют в значительной степени дополнить наши сведения касающиеся жизни и деятельности Уаниса Петро, в особенности, после крушения наполеоновской империи, а также пересмотреть выдвинутые некоторыми из наших предшественников[2] ошибочные утверждения, обусловленные, главным образом, отсутствием необходимых достоверных первоисточников.

К сожалению, данные о его детстве и молодости весьма скудны. Согласно одному документу, составленному 23 июня 1813 г. в военном департаменте Франции в связи с уходом Уаниса Петро на пенсию, он, сын Петро и Маргариты, родился 12 сентября 1781 г. в Карабахе, в городе Шуше[3]^. Трудно установить точную дату его похищения и продажи египетским мамелюкам. Сам он, впоследствии, касаясь этого эпизода своего отрочества, перевернувшего вверх дном его дальнейшую карьеру и препятствовавшего гармоничному развитию его жизни, лапидарно упоминал: «В детстве я был захвачен мамелюками, которые меня продали египтянам»[4]. Поэтому практически невозможно выяснить подробности относительно похищения Уаниса Петро, а также установить точную дату его появления в Египте[5]. Тем не менее, следует, разъяснить, что мамелюков, в прямом смысле этого слова, на Кавказе в то время не было, а свои ряды они пополняли, как уже отметили, на работорговых рынках Константинополя.

Ничего не известно и о том, чем он был занят в Египте до вторжения армии Бонапарта. Лишь Б. Каспарян-Брику упоминает, не ссылаясь, однако, на источники, о нахождении Уаниса Петро в доме Мурад бея до поступления на военную службу к французам и о том, что мамелюк состоял в его же батальоне в знаменитом сражении у Пирамид 3 термидора VI года (21 июля 1798 г.)[6].

Согласно данным упомянутого документа военного департамента, Уанис Петро был принят находившимися в Египте французскими военными властями на службу в отряд сирийских янычар 1 мессидора VII года (19 июня 1799 г.)[7]. После одержанной над мамелюками победы в битве у Пирамид, генерал Бонапарт предложил потерпевшим поражение уцелевшим мамелюкам перейти, при желании, к нему на военную службу. Однако, для принятия молодым мамелюком такого решения, круто изменившего его дальнейшую судьбу, могли бы быть веские причины. Ведь оказавшись в Египте совсем еще юношей и вопреки своему желанию, он был лишь невольником в чужой стране и мог бы исполнять обязанности слуги мамелюкских беев или же в лучшем случае пополнить ряды их военных отрядов. После ужасов битвы под Пирамид, на которой он, видимо, по крайней мере присутствовал, Уанис отлично сознавал, что ему предстояло бы, несомненно, в составе войсковых подразделений мамелюксих беев продолжать борьбу против французов, и принимая участие в дальнейших боевых действиях, подвергать свою жизнь опасности ради интересов своих же поработителей. Он, безусловно, не мог бы представить себе истинных мотивов восточной политики Директории, неотъемлемой частью которой и являлась египетская экспедиция Бонапарта, и тем более полностью ориентироваться в ее целях. Зато Уанису было больше чем ясно, что французы ведут борьбу против тех, невольником которых он являлся. Он мог бы задуматься над вопросом: не лучше ли подвергаться опасности, ведя борьбу против поработивших его мамелюкских беев в рядах французской армии (и тем более при этом зарабатывать деньги), чем защищая их? Именно это обстоятельство – уязвленное самолюбие молодого человека имело, по нашему мнению, определяющее значение в его решении вступить в созданный Бонапартом отряд сирийских янычар.

В период египетской кампании Уанис Петро участвовал в военных действиях, развернувшихся в VII, VIII, IX годах[8]. Иначе говоря, он состоял в рядах Восточной армии в 1799–1801 гг., т. е. главным образом, после отплытия Бонапарта во Францию и до ее окончательной капитуляции. Что же касается его участия в боевых действиях на стороне французов, то до сих пор точно установлено лишь одно, однако, не маловажного значения обстоятельство. Речь идет об его участии в знаменитом сражении под Гелиополисем 29 вантоза VIII года (19 марта 1800 г.), в котором генерал Клебер на голову разбил турок и содействовавших им мамелюков. Во время битвы основные бои разыгрались у села Матарье, где действовали вспомогательные корпуса французской армии. На этом участке фронта он был ранен ударом копья в правое бедро, а вскоре, в мессидоре VII года (июне-июле 1799 г.), получил звание капрала французской армии[9].

После окончательной капитуляции 12 фрюктидора IX года (30 августа 1801 г.) Восточной армии, Уанис Петро вместе с французами отплыл во Францию, где 2 жерминаля X года (23 марта 1802 г.) вступил в эскадрон мамелюков[10].

В дальнейшем, уже как член императорской гвардии, он принял участие в военных кампаниях 1805-1811 годов[11]. Самым знаменательным событием в военной карьере Уаниса Петро явилось, несомненно, его участие в знаменитом сражении под Аустерлицем 11 фримера XIV года (2 декабря 1805 г.), вошедшим в историю как битва «трех императоров». В составе императорской гвардии Великой армии оставив Булонский лагерь в конце августа 1805 г., он уже в начале декабря находился в Моравии. Одержанная Наполеоном блестящая победа над русско-австрийской союзной армией, привела к распаду образовавшейся в 1805 г. третьей антифранцузской коалиции. История кампании, а также подробности боев в ходе Аустерлицкой битвы досконально изучены наполеоноведами. Нас же интересует участие в ней состоявшего в рядах мамелюкского эскадрона Уаниса Петро.

В середине битвы зорко следивший за развертыванием боевых действий Наполеон заметил, что возникла необходимость подкрепления у Праценских высот позиций маршала Сульта, руководившего французскими войсками на центральном участке довольно широко развернувшейся линии фронта. Он немедленно повелел одному из своих адъютантов, генералу Раппу, поспешить на помощь маршалу. Рапп вспоминал: «Наполеон приказал мне взять мамелюков, два эскадрона егерей, одного из гренадеров гвардии и продвинуться вперед, дабы узнать, как там идут дела. Я поскакал галопом»[12].

Мамелюки вступили в бой во главе с Раппом и сражались против Преображенского и Семеновского полков русской императорской гвардии. Согласно свидетельству одного из участников сражения, капитана Жана-Роша Куанье, Наполеон остановил продвижение того подразделения, в котором он состоял, и заменил его конными егерями и «чудеснымы всадниками» – мамелюками[13]. В ходе битвы мамелюки проявили себя безупречно, со свойственной им отвагой и бесстрашием, и как отмечал А. Кастелло, «творили чудеса»[14]. Меткая и беспристрастная оценка действий эскадрона мамелюков дана другим участником сражения – Фантином де Одоардом: «Немногочисленный корпус мамелюков покрыл себя славой… Утверждают, что при появлении их чалм русские солдаты были охвачены ужасом. Турки – вечные враги русских, и они были в не малой степени ошеломлены тем, что их увидели там, где, как им казалось, предстояло воевать только с французами»[15].

Поскольку мамелюки всегда одевались на восточный лад, при столкновениях с ними русские солдаты подчас путали их с турками. Аналогичный факт констатировал и один из французских участников кампании 1806 г., согласно сообщению которого, 24 декабря 1806 г., за два дня до сражения под Пултуском, когда русским войскам пришлось скрестить шпаги с подразделениями Великой армии, «форма одежды мамелюков стала причиной большого удивления и ужаса для русских, которым казалось, что они воюют с турками»[16].

Вступление в бой свежих сил наполеоновской армии еще более осложнило положение русской гвардии, бои разгорелись с новой, невероятной для противников силой. В конечном итоге, картина для русской гвардии была безутешной. Об этом можно судить по воспоминаниям упомянутого капитана Куанье: «В течение четверти часа речь шла о неимоверной неразберихе и эта четверть часа нам показалась целым столетием. Мы не были в состоянии кого-либо отличить друг от друга. Мы боялись увидеть и наших, отрубленных саблей товарищей. Поэтому мы продвигались медленно, и если бы они были побеждены, то наступил бы наш черед. Старая гвардия и гренадеры Удино находились там для нанесения последнего удара. Но дым и пыль не замедлили рассеяться. Из русской императорской гвардии ничего не оставалось»[17].

В таких условиях, несомненно, потерь не избежали и французские войска. Уанис Петро оказался среди потерпевших, он был тяжело ранен «выстрелом в голову у левого уха»[18].

Общеизвестно особое отношение Наполеона к участникам кровопролитной битвы, разыгравшейся под небом Моравии, озаренном декабрьскими, неяркими лучами «солнца Аустерлица», действиями которых император остался весьма довольным. В его бюллетене, адресованном армии и зачитанном в ее подразделениях на следующий день после одержанной над союзниками победы, отмечалось: «Солдаты, я доволен Вами: в день Аустерлица Вы осуществили все, что я ждал от Вашей храбрости. Вы украсили Ваших орлов бессмертной славой… Вам достаточно будет сказать: я участвовал в битве под Аустерлицем, и сразу же скажут – вот храбрец»[19].

Такая, более чем лестная оценка победителя в битве «трех императоров» не была просто звонкой фразой. Наполеон всегда щедро награждал отличившихся в битвах генералов, офицеров и солдат, заботился о членах семей погибших в боях. Так было и на этот раз[20]. Не был забыт и Уанис Петро. Ведь Наполеон с самого начала своей военной карьеры неоднократно имел возможность убедится в том, что каждый солдат, пользуясь выражением Бальзака, «свою лепту в победу внес»[21]. За проявленное мужество и полученное в бою ранение мамелюк Уанис Петро был награжден орденом Почетного легиона, утвержденном 29 флореаля X года (19 мая 1802 г.). 14 марта 1806 г. великий канцлер ордена Почетного легиона Ласепед подписал указ о присвоении ему высшей награды наполеоновской Франции, в котором, в частности, отмечалось: «Император и король* на большом совете только что назначил Вас членом Почетного легиона. Я с большой радостью спешу сообщить Вам, господин, о свидетельстве добродетельства его императорского и королевского величества и о признательности нации»[22].

Эта высокая награда обеспечивала Уанису денежную дотацию в размере 250 франков в год, что было для него дополнительным материальным подспорьем, помимо жалования, которое ему ежемесячно выплачивалось из казны императорской гвардии. Однако, главное, на наш взгляд, заключалось в другом. Ведь награждение мамелюка в корне отличалось от тех многочисленных, ничем не отличавшихся от театральных спектаклей показух, зачастую устраиваемых одаренным ярким актерским талантом Наполеоном при общении с рядовыми солдатами и офицерами армии. В данном случае, и сам мамелюк отлично сознавал, что он был награжден высшим орденом Первой империи именно за военные заслуги, которые по достоинству были оценены самим Наполеоном, а это обстоятельство, не могло бы, естественно, не льстить его самолюбию как воина, тем более не французского происхождения. По прошествии лет он сам констатировал этот реальный факт. В прошении на имя начальника Кавказ-ского корпуса пехотного генерала Е.А. Головина он писал в 1841 г.: «Будучи тяжело ранен в сражении под Аустерлицем, я был награжден орденом Почетного легиона»[23].

Доступные документы не предоставляют, к сожалению, возможности судить о том, каково было участие Уаниса Петро в кампаниях 1806-1808 гг. Можем лишь уточнить кое-какие детали, касающиеся его участия в боевых операциях в Испании в 1809 г., не очень удачно сложившихся не только для находившейся там французской армии, но и для самого мамелюка. Во время преследования английской армии генерала Джона Мура войсками маршала Сульта, 29 декабря 1809 г. разыгралось кровопролитное сражение под Бенавентом. Из-за несогласованности действий французских военачальников, в частности, маршала Бессьера и командовавшего конными егерями дивизионного генерала Лефевра-Денуетта, а также грубых ошибок, допущенных последним, сражение было проиграно с большими для французов потерями[24]. Среди сражавшихся в рядах эскадрона мамелюков был и Уанис Петро, получивший тяжелое ранение четырьмя ударами сабли в голову. Несомненно одно: его участие в военных действиях, развернувшихся на территории Пиренейского полуострова, было замечено его командирами, что проявилось в повышении мамелюка в звании: 1 декабря 1809 г. он стал старшим сержантом[25].

В упомянутом документе военного департамента Франции отмечено, что Уанис Петро проходил действительную службу с 1 мессидора VII года (19 июня 1799 г.) по 20 июня 1813 г. и принял участие в 10 военных походах[26]. Однако, подробностей относительно его участия в других кампаниях времен наполеоновских войн нам уточнить не удалось, ибо доступные источники хранят на этот счет молчание. Судя по имеющимся в нашем распоряжении документам, можно предположить, что в кампании 1812 г. он участия не принимал. Согласно утверждению Б. Каспарян-Брику, которое она не подтверждает документами, к концу 1812 г. Уанис находился в Мадриде[27]. Ж. Саван, книга которого опирается на извлеченные из французских архивов документы, воздерживается от высказывания исчерпывающего мнения на этот счет, ограничиваясь упоминанием о том, что после русской кампании мамелюк «окончательно сложил оружие»[28]. Как бы то ни было, к началу 1813 г. он пополнил ряды расквартированных в Париже подразделений императорской гвардии.

К этому времени здоровье мамелюка из-за полученных ран было сильно подорвано. Как утверждает Ж. Саван, к началу года он был госпитализирован в военный госпиталь Гро-Кейу, а 4 июля – уволен из армии по состоянию здоровья. Ему была назначена пенсия 900 франков в год и дано право на проживание в Марселе[29]. Такое решение соответствовало намерению Уаниса Петро, изъявившего уже в июне того же года желание оставить военную службу и перебраться в Марсель, на жительство в дом египетских беженцев, о чем свидетельствует документ, подписанный 23 июня 1813 г. главнокомандующим расквартированными в Париже подразделениями имераторской гвардии дивизионным генералом М.-Ф.-О. Кафарелли, где, в частности, отмечалось. «Члены административного совета [императорской гвардии] утверждают истинность службы, походов и ран [Уаниса Петро]… Кроме того они подтверждают, что недомогание у господина Уаниса из Армении является следствием военных операций и тягот. Данный военный намерен ехать в Марсель, в департамент Буш дю Рон, в дом египетских беженцев»[30].

Однако, поездка в Марсель не состоялась в первую очередь из-за изменения намерений самого Уаниса Петро, обратившегося в июле 1813 г. к военному министру, дивизионному генералу Кларку, с просьбой разрешить ему обосноваться в Мелуне, где в 1801–1814 гг. в казарме Ожеро размещался эскадрон мамелюков[31]. За него поручились руководители императорской гвардии, ходатайствуя о необходимости удовлетворения его просьбы, учитывая его военные заслуги[32]. Отметим, что в одном из документов, составленном 31 июля 1813 г. в связи с желанием Уаниса Петро оставить действительную службу, руководители императорской гвардии дали весьма положительную оценку его военной деятельности: «Члены административного совета [императорской гвардии] удостоверяют, что господин Уанис из Армении, старший сержант третьего отряда эскадрона мамелюков, который с решения е[го] п[ревосходительства] военного министра собирается ехать в Марсель, в дом египетских беженцев, всегда отличался своим безупречным поведением, начиная со второго жерминаля 10^-ого года, т. е. со времен поступления в упомянутый эскадрон до сего дня»[33].

В конечном итоге вопрос был разрешен в пользу Уаниса Петро. Уже 14 августа начальник I отделения военного министерства сообщал ему о новом распоряжении военного министра, согласно которому ему предстояло проживать в Мелуне: «Даны распоряжения, чтобы жалованье было бы Вам выплачено в этом городе со дня прекращения выплаты в отряде мамелюков»[34]. Один из сохранившихся документов свидетельствует о нахождении Уаниса Петро уже в ноябре 1813 г. в Мелуне[35].

Эти факты позволяют опровергнуть не соответствующие действительности утверждения некоторых из наших французских предшественников, которые из-за отсутствия необходимых первоисточников не только доводили изложение основных вех биографии Уаниса Петро до 1813 г. включительно, но даже утверждали о якобы его проживании после 1813 г. на юге Франции. Так, Б. Каспарян-Брику уверенная в том, что после оставления военной службы в 1813 г. мамелюк уехал в Марсель, заключила: «Он предпочел умереть под солнцем Средиземного моря, напоминавшего ему, видимо, солнце его родного города, находящегося так далеко»[36].

А М. Дерибере пошел еще дальше. Полностью не осмыслив краткую информацию об Уанисе Петро в составленном П. Коттеном, уже упомянутом списке, включающем мамелюков восточного происхождения императорской гвардии, согласно которой тот оставил военную службу в 1813 г., автор ошибочно утверждал о якобы его кончине в том же году в Марселе[37]. Однако, весьма скудные документы архива Уаниса Петро проливают свет на неизвестные доселе французским исследователям страницы его дальнейшей карьеры и свидетельствуют о том, что он предпочел провести остаток жизни не у лазурных берегов Средиземного моря, а на своей родине.

После первого отречения Наполеона в 1814 г., не захотев оставить военную карьеру, Уанис, несмотря на многочисленные недомогания (помимо ранений, у него была еще и паховая грыжа в левой стороне[38]), в период Первой Реставрации, по всей вероятности, поступил на службу в парижскую национальную гвардию. К этому заключению нам позволило прийти письмо некоего графа де Ферромейа, датированное 27 июня 1814 г., в котором он сообщал Уанису о разрешении ему главнокомандующим конных егерей при Первой Реставрации герцогом Беррийским ношения ордена Геральдической лилии[39], украшавшего членов парижской национальной гвардии.

Вторичный приход Наполеона к власти в 1815 г. не оствил в период Ста дней равнодушным бывшего гвардейца-мамелюка, обязанного, в конечном итоге, ему своим освобождением из «цивилизованного» рабства в Египте. В уже упомянутом прошении на имя генерала Головина Уанис утверждал, что в эскадроне мамелюков он «остался до сражения под Ватерлоо»[40]. Другими словами, он перешел на сторону императора в период Ста дней и остался ему верным до окончательного ухода Наполеона с исторической сцены. Следует, однако, уточнить, что исходя из горького опыта, Наполеон воздержался в 1815 г. от включения иностранных подразделений в императорскую гвардию, и следовательно, оставшиеся ему верными мамелюки сражались под Ватерлоо в рядах полка конных егерей гвардии[41]. Да и эскадрона мамелюков в изначальном виде к тому времени уже и быть не могло, ибо число уцелевших мамелюков на закате империи достигало всего 28-и[42]. Излишне отметить, что Уанис Петро был одним из самых удачливых и счастливых среди всадников, состоявших в эскадроне к 1801 г.

После окончательного установления власти Бурбонов во Франции, для сподвижников бывшего императора наступили трудные времена, и тем более, для тех, кто изменили режиму Первой Реставрации. Среди них был и Уанис Петро. Нам ничего не известно о том, каким гонениям он подвергался после вступления на престол Людовика XVIII в 1815 г. Лишь Ж. Саван утверждает о сокращении его жалованья[43]. Можно только предположить, что ему, как и многим другим приверженцам Наполеона, не удалось избежать преследований. В противном случае, как объяснить его желание навсегда оставить пределы Франции, где его пенсия, вместе с полагающейся ему как члену Почетного легиона денежной дотацией, могла бы обеспечить, по крайней мере, его прожиточный минимум?

21 мая 1816 г. префект департамента Сена и Марна сообщал в личном письме Уанису Петро о том, что министр полиции герцог Деказ разрешил выдать ему визу, которую он мог бы получить в мэрии Мелуна[44]. Ускорению оформления документов в связи с его выездом способствовал один из персидских дипломатов, с которым он познакомился по случайному стечению благоприятных обстоятельств[45]. 27 сентября 1816 г., на основе просьбы Уаниса Петро о годовой помощи, с разрешения военного министерства, в Париже ему была выплачена сумма в размере 360 франков в счет жалованья за шесть месяцев и еще такая же сумма была ему выплачена 11 октября в Страсбурге[46]. Другими свидетельствами о его нахождении во Франции в период Второй Реставрации мы не располагаем. Как выясняется, разрешив последние финансовые вопросы, Уанис в 1816 г. навсегда оставил свою вторую отчизну, которой он бескорыстно служил, не щадя своих сил, и которая, что нам бы хотелось особо подчеркнуть, по крайней мере, при Наполеоне, по достоинству оценила его заслуги.

Оставив Францию, Уанис Петро, по его же свидетельству, с разрешения российского императора Александра I[47] обосновался в Армении, на родине своих предков в Карабахе, где провел последний период своей жизни. В начале 1820-ых годов он поселился в своем родном городе Шуше. Нам, к сожалению, ничего не известно о его семейном положении во Франции. Скорее всего у него там его и не было. Зато сохранившиеся в его архиве два документа на персидском языке, за подписью коменданта Шуши, свидетельствуют о том, что здесь он обзавелся семьей. В конце 1821 г., согласно восточным обычаям того времени, ему в услужение была предоставлена одна семья, при том вторая по счету[48].

Однако, находясь в Карабахе, бывший воин Наполеона не сидел сложа руки и сделал все возможное, чтобы быть полезным своему народу. В 1820-ых годах он принимал активное участие в военных действиях в Закавказье и в меру своих возможностей способствовал победам русских войск. В этой связи он писал в 1841 г. генералу Головину: «Живя в России и желая быть ей полезным, я принимал участие в походах против лезгинов, а также в войне против Персии в 1826, 1827, 1828 годах»[49]. Ведь главным событием за этот период жизни Уаниса Петро являлось его участие в русско-персидской войне 1826–1828 гг., в результате которой Восточная Армения была освобождена от персидского ига и присоединена к Российской империи. Нам не известно, в каких конкретно военных операциях он принимал участие, однако о том, как он себя в них проявил, можно судить по характеристике, составленной 6 марта 1828 г. одним из генерал-лейтенантов российской армии, уже после завершения войны и заключения 10 февраля 1828 г. Туркменчайского мирного договора, которую имеет смысл привести здесь полностью: «Карабахский житель из армян Оганес Петросов, служивший некогда во французской службе мамелюком, имеющий орден Почетного легиона, всю нынешнюю кампанию противу персиян находился за границею при войсках левого фланга, и по знанию здешних языков употребляем был по разным поручениям, которые исполнял с отличным усердием и особенною ревностью. А потому о сем и совершенной ею к нам преданности, обращавших всегда на него мое внимание, сим свидетельствую»[50]. О признательности русского правительства свидетельствует сохранившаяся, вместе с орденами Почетного легиона и Геральдической лилии, в архиве Уаниса Петро медаль «За персидскую войну. 1826, 1827, 1828», которой он был награжден[51].

Несмотря на преданность Уаниса Петро русскому правительству, он все же, проживая на территории Российской империи, большую часть своей жизни провел в нищете. Как это выясняется из его прошения 1841 г., «будучи совершенно лишен средств», ибо выплата его пенсии была прекращена с 1817 г., еще в 1828 г. он обратился к военному губернатору Тифлиса генерал-лейтенанту Н.М. Сипягину с просьбой о ее восстановлении, предъявив справку на этот счет вместе с удостоверением ордена Почетного легиона. Однако, его просьба не привела к положительному результату, что и принудило его в 1841 г. Вторично обратиться к генералу Головину с просьбой о восстановлении его пенсии начиная с 1817 г.: «Мой преклонный возраст, – писал он, – мои старые недуги и раны не дают мне в настоящее время возможности собственным трудом заботиться о нуждах моей многочисленной семьи, и я нахожусь в крайней нужде»[52].

Нам не известна развязка этого, кстати, жизненно важного для Уаниса Петро вопроса, оказавшего немало услуг в военной сфере Франции и России. Неизвестно также, когда и при каких обстоятельствах он скончался. На эти вопросы сохранившиеся документы ответов, к сожалению, не дают.

Пути Господни, поистине, неисповедимы. В этом можно в очередной раз убедиться на примере мамелюка Наполеона Уаниса Петро. Он не оказал и, естественно, не смог бы оказать решающего воздействия на ход и тем более на исход тех военных операций, в которых ему довелось участвовать как во время наполеоновских войн, так и русско-персидской войны 1826–1828 гг. Однако своим самоотверженным поведением он еще раз доказал свойственные сынам армянского народа неустрашимость, необузданное желание служить делу освобождения своего народа от иноземного господства, а также беззаветную преданность избранной им военной профессии.

---

Назад