Важность вопроса о социальной мобильности в новое время подчеркивалась не раз. Еще в XVI в. Клод де Сэйсель проявлял к этой проблеме повышенное внимание в своем сочинении «Великая монархия во Франции» (1519). Существует множество работ по данному вопросу для периода раннего нового времени: одни – несколько устарели, как исследование Жоржа Юппера[8], другие – более современны: это работы Жан-Мари Констана о провинции Бос, Джеймса Вуда о Байе и Мишеля Кассана о Лимузене[9]. Они подчеркивают важность социальных перемещений, свойственных сословию благородных[10]. На исходе нового времени подобная мобильность сохраняется, и хотя она носит не столь регулярный характер, и дворянство пытается снова закрыться, представление, которое складывается у него о себе самом, по крайней мере, отчасти противоречит действительности. Данная ситуация показывает, что концепция по вопросу о природе элит должна быть открытой, поскольку, если даже существовали критерии, с которыми приходилось считаться, и установленные пределы, от преодоления которых зависело вступление или не вступление в ряды дворянства, составлявшего ядро элиты нового времени, то внутренняя подвижность общества все равно оставалась реальностью. Многочисленные перемещения показывают, что критерии отбора нередко трактовались весьма свободно. Это открывает широкое поле для исследований как эрудитских, так и проблемных, чтобы понять: каково значение критериев, определяющих социальную группу, если при их конкретном применении в исторической реальности, исключений оказывается больше, чем правил?

Эти многочисленные неясности показывают также, что если понятие элиты может иметь расширенное толкование и применяться по отношению ко многим и разнообразным социальным группам, то его использование при изучении истории нового времени достаточно ограниченно и вызывает споры.

Единство и различие элит в новое время

В новое время понятие «элита» практически полностью идентично знати. Правда, тенденция его к расширению за счет включения части городского населения, а именно – буржуазной элиты, проявляется довольно рано, однако в целом, в новое время доминирует концепция закрытой элиты или, точнее, доминирующая концепция отражает положение знати в обществе того времени. По сути, речь идет о группе, располагающей большим преимуществом и выступающей в качестве образца, которому пытаются соответствовать другие немногочисленные элиты, и по мере того, как это происходит, эти новые или другие элиты жаждут как можно скорее присоединиться к благородному сословию.

Подобная исключительно французская особенность не препятствовала, тем не менее, более широкому использованию понятия элит. Так, Ги Шоссинан-Ногаре в ряде публикаций разрабатывает концепцию элит, которую можно было бы назвать «объединяющей»[11]. По его мнению, понятие «элита» охватывает «совокупность социальных групп, которые, по своему юридическому, имущественному положению, по своим достоинствам или по какой-то другой причине, которая им обеспечила особенное положение на вершине иерархии, выделяются из остального общества и поддерживают привилегированные связи с властью, ее монополизируя или влияя на нее»[12]. Такой подход решает две задачи. Одна – историографического плана. Вмешиваясь в спор «сословие или класс», автор стремиться одновременно отмежеваться как от марксистского подхода, который расценивается как редуционистский из-за примата экономики и построенной на этой основе теории общественного развития, так и от концепции сословного общества Ролана Мунье, которая считается слишком статичной и придающей чрезмерное значение юридическому фактору, – отмежевывается в пользу концепции, отчасти промежуточной между этими двумя, и развивает идею смешения в конце XVII–XVIII вв. внешне достаточно разнородных социальных групп.

Эта концепция элит вписывается также в представление об обществе Старого порядка и его эволюции в XVIII в. Шоссинан-Ногаре обращает особое внимание на экономический контекст, отмеченный значительным экономическим ростом и обогащением верхних слоев третьего сословия. Он подчеркивает, что существовавший рынок должностей, обеспечивающих аноблирование, был слишком узок, из-за чего возникала проблема неудовлетворенного спроса. Поэтому в то время возникла необходимость сформулировать новый критерий определения элиты, который позволил бы включить в нее новые слои общества. Вот почему в данной ситуации и произошло обращение к принципу богатства, которое, будучи поднято на уровень привилегии, стало критерием, позволившим расширить рамки элиты. В политическом плане это отражало стремление монархии ослабить традиционную знать как с помощью продажи должностей, так и путем расширения привилегий других групп населения. В подобных условиях обращение к понятию «элита» для обозначения определенных социальных групп дает возможность учесть все эти разнообразные изменения.

В то же время такой подход демонстрирует все более возрастающую важность вопроса о властных элитах.

Значительная часть исследований, посвященных элитам, связана с изучением процесса становления государства нового времени. Этим обусловлен интерес к властным элитам, и стремление рассматривать оба аспекта в тесном взаимодействии, причем не только на французском материале, но и в сравнении с развитием абсолютизма в других странах Европы нового времени[13].

Данный подход следует включить в дискуссию более общего характера, а именно – о «псевдофеодализме» (féodalisme bâtard), как его определяли в английской историографии (в частности, Макфарлейн) и в последующих дебатах[14]. Это понятие относится к средним векам и новому времени и отражает изменение форм государства. Если в средние века личные связи создавали простую форму политической организации, то к концу данного периода наблюдается ее эволюция или деформация под влиянием двух факторов: 1) возросшего значения денег в этих связях и 2) усиления и расширения роли государства. В подобных условиях сеть личных связей приобретала все большее значение и как элемент политической организации, и как система перераспределения денег. Возникла настоятельная необходимость политического контроля за этой сетью. Это привело к появлению самого настоящего «рынка» псевдофеодальных связей, где друг другу противостояли различные аристократические группировки со своими клиентелами, но где государство становилось все более могущественным хозяином, который укреплял свою мощь, опираясь на разные социальные группы. Такой подход выводит нас на вопрос о властных элитах, то есть на проблему существования групп, являвшихся важнейшими факторами усиления государственной власти.

Такие группы могли быть традиционными. Например, те дворяне и аристократы, которые стремились восстановить или сохранить свою прежнюю роль советников монарха[15]. Однако подобный подход все же ведет к расширенному толкованию понятия элиты, поскольку к ней приходится относить и «агентов государственной власти», которые способствовали усилению последней. Они были не просто «агентами», но также действующими лицами в той мере, в какой государство облекло их полномочиями, и могли менять его сущность, как показывают, к примеру, частые конфликты между королевской властью и парламентами во Франции на протяжении всего периода нового времени[16].

Необходимость подобного расширенного толкования понятия элиты проявляется еще ярче, когда речь заходи о новейшем времени.

Новейшее время: элиты множатся?

Прежде всего, отметим гораздо большее количество исследований по данному периоду: работы об элитах исчисляются уже десятками. Не представляется возможным охватить их все в рамках небольшого очерка, а потому мы осветим лишь основные черты применяемого здесь подхода.

В некоторой степени мы наблюдаем расширение понятия «элита». Это проявилось еще в третьем томе «Экономической и социальной истории Франции», вышедшей в 1976 г. под редакцией Фернана Броделя и Эрнеста Лабрусса[17]. Там Аделин Домар, подводя итог исследований по данному периоду за последние десятилетия, отметила, что тогда ведущее положение в обществе постепенно заняли три доминировавшие группы: дворянство, сумевшее успешно выйти из революционного кризиса; крупная буржуазия, объединявшая в своих рядах традиционные элементы, воплощенные нотаблями XIX в., и новую буржуазную аристократию, сложившуюся благодаря новым формам экономической деятельности; а также – новые элементы, образовавшие единую группу, внутри которой можно выделить профессиональные элиты, связанные с незадолго до того появившимися видами деятельности (например, инженеры), и новоиспеченные политические элиты, возникшие вместе с всеобщим избирательным правом.

Но этот труд находился лишь у истоков движения, которое в дальнейшем привело к появлению множества работ, отличающихся большим разнообразием подходов и объектов исследования. Можно выделить три направления, по которым оно шло.

Во-первых, более широкий подход к вопросу о критериях определения элиты. Здесь мы находим традиционные критерии, уже известные нам по предыдущему периоду: собственность, происхождение, род деятельности, самоидентификация группы и средства ее выражения (культивирование отличий и внешние признаки). Однако теперь они проявляются во все более сложном и разнообразном сочетании.

Это, в свою очередь, ведет к развитию междисциплинарного подхода, а именно – использованию концептов и понятий, выработанных социологами[18], и к более тщательной проработке историками вопросов, которые прежде считались само собой разумеющимися. В центре внимание теперь процессы обновления и расширения круга элит, вновь поднимается вопрос о социальной мобильности[19].

И, наконец, необходимо отметить увеличение исследований и интереса к все более и более многочисленным социальным группам. Собственно же понятие элиты применяется теперь во все более разнообразных областях. Объектом исследований становятся различные профессии: врачи, представители власти, преподаватели университетов и т.д. Речь идет даже о «безвестных элитах», как их удачно назвал Клод Пеннетье, занимавшийся этой темой в ходе работы над монументальным трудом – «Биографический словарь французского рабочего движения», начатым Жаном Мэтроном[20].

Однако ситуация в историографии характеризуется не только изменениями в проблематике исследований, но также и определенной методологической эволюцией. Исследования элит кардинально обновились благодаря методу просопографии.

Просопографический метод исследования элит

Понятие «просопография» имеет достаточно давнюю историю: еще появившийся в 1573 г. труд Антуана дю Вердье назывался «Просопография или описание знаменитых личностей от сотворения мира с их портретами». Издание положило начало изучению элит просопографически методом.

Если дать упрощенную дефиницию, то можно сказать, что речь идет о коллективной биографии группы, обладающей определенным числом общих черт, – биографии, составляемой путем сбора и анализа данных по всем членам группы. Использовав методы выявления родственных связей, проследив жизненные пути (как индивидуальные, так и коллективные) и собрав определенное количество биографий, можно получить некое представление о социальной группе в целом.

Этот метод, использовавшийся еще в XIX в., вновь нашел применение в 1970-е годы при изучении античности[21]. В последние годы его распространили на новую[22], а затем и на новейшую историю[23]. Он представляет огромный интерес для исследователей элит. Недавние работы по новой истории показывают, что его ценность в данном отношении определяется двумя обстоятельствами.

Прежде всего, просопографический метод способствует расширению хронологических и географических рамок изучения элит. Так, в ходе недавних изысканий, медиевисты и новисты обнаружили, что занимаются смежными сюжетам. Это открыло путь плодотворному сопоставлению проблематики и результатов исследований. К тому же применение данного метода выводит ученых за рамки французской исключительности. Изыскания ведутся уже в масштабе всей Европы, что позволяет лучше понять, какие критерии понятия следует использовать и как они проявляются в разных странах, отражая одновременно как общее, и специфическое. Приведу примеры проблем, по которым сравнительные исследования представляли бы значительный интерес. Вопрос о численности знати: каков общественный вес подобной элиты, когда она составляет 1% населения (Франция) и когда более 10% (исключительный случай Польши)? Или вопрос о формах богатства дворян: какова была его величина и структура? Земельная собственность преобладала, но имело также место весьма разнообразное сочетание и других элементов, а именно – больший или меньший вес богатства коммерческого происхождения, что создавало различия в применении понятия раздворянивания. Вспомним в данной связи исключительный пример Англии.

И, наконец, для периода нового времени именно элиты, в первую очередь, являются предметом исследований с применением этого метода. Ведь если говорить об источниках, лишь высшие слои общества оставили достаточно архивных материалов, чтобы можно было проводить количественный анализ зрения. Кроме того, при изучении той или иной части общества просопографическим методом в центре внимания оказывается вопрос о критериях, отличающих ее от остальных. Выделение такой группы позволяет одновременно выявить ее границы и увидеть, в чем она является элитой и каким образом она обозначает свое преимущественное положение в обществе. Ко всему прочему, просопографический метод постоянно заставляет исследователя обращаться к другим важными вопросами, находящимся в центре обсуждения проблемы элит, таким, например, как социальная мобильность и эволюция элит.

Изложенные здесь соображения вовсе не претендуют на то, чтобы поставить точку в дискуссии об элитах, а имеют целью лишь очертить некоторые предварительные итоги и наметить пути дальнейших размышлений и исследований.

[1] Полная библиография подобных исследований только для периодов новой и новейшей истории включала бы сотни названий, не говоря уже о том, что термин «элита» используется также античниками и медиевистами.

* Понятием «новое время» во французской историографии традиционно обозначается период с XVI по конец XVIII вв. «Новейшее время» начинается с Французской революции 1789-1799 гг. – Прим. пер.

[2] Впрочем, данная точка зрения не сводится только к этому, поскольку разделявшие ее участники дискуссии не принадлежали исключительно к марксистскому направлению историографии.

[3] Дискуссия нашла отражение в следующих публикациях: L’histoire sociale. Sources et méthodes. Colloque de l’École Normale Supérieure de Saint-Cloud (15-16 mai 1965). P., 1967; Niveaux de culture et groupes sociaux. Actes du colloque réuni du 7 au 9 mai 1966 à l’École normale supérieure. P., La Haye, 1967; Ordres et classes. Colloque d’histoire sociale. Saint-Cloud 24-25 mai 1967. P., La Haye, 1973 и другие работы Ролана Мунье. См., например: Mousnier R. Les concepts d’ “ordres”, d’ ”estats”, de ”fidélité” et de “monarchie absolue” en France de la fin du XVe siècle à la du XVIIIe // Revue historique. 1972. N 502. (avril-juin). P. 239-312; Idem. La plume, la faucille et le marteau (Institutions et société en France du Moyen Age à la Révolution). P., 1970; Idem. Problème de la stratification sociale. Deux cahiers de doléances pour les États généraux de 1649-1651. P., 1965 (при участии Жана-Пьера Лабатю и Ива Дюрана); Recherches sur la stratification sociale à Paris aux XVIIe et XVIIIe siècles. L’échantillon de 1634, 1635, 1636. P., 1976.

[4] Labrousse C.E. Conclusion // Ordres et classes. Colloque d’histoire sociale. Saint-Cloud 24-25 mai 1967. P. 267 et sqq.

[5] Необходимо упомянуть ее диссертацию: Jouanna A. L’idée de race en France au XVIe siècle et au début du XVIIe siècle. Montpellier, 1981, или книгу, куда частично вошел материал диссертационного исследования: Idem. Orde social, mythes et hiérarchies dans la France du XVIe siècle. P., 1977

[6] Schalk E. From Valor to Pedigree: Ideas of Nobility in France in the Sixteenth and Seventeenth Centuries. Princeton (N.J.), 1986. Книга недавно была переведена на французский язык и вышла под названием L’épée et le sang. Une histoire du concept de noblesse (vers 1500 – vers 1650). P., 1996.

[7] Ellis H.A. History and Aristocratic Reaction in Early Eighteenth-Century France: The Case of Henri de Boulainvilliers // Journal of Modern History. 1986. Vol. 58. № 2. June. P. 414-451; Idem. Boulainvilliers and the French Monarchy, Aristocratic Politics in Early Eighteenth-Century France. Ithaca Cornell U.P., 1988; Furet F., Ozouf M. Deux définitions historiques de la société française au XVIIIe siècle. Mably et Boulainvilliers // L’histoire au XVIIIe siècle. Aix-en-Provence, 1980. P. 233-249; Devyver A. Le sang épuré. Les préjugés de race chez les gentilshommes de l’Ancien Régime (1560-1720). Bruxelles, 1973.

[8] Huppert G. Bourgeois et gentilshommes. La réussite sociale en France au XVIe siècle. P., 1983 (1977).

[9] Constant J.M. Nobles et paysans en Beace aux XVIe et XVIIe siècles. Lille-III, 1981; Cassan M. Le temps des guerres de Religion. Le cas du Limousin (vers 1530-vers 1630). P., 1996; Wood J.B. The Nobility of the Election of Bayeux, 1463-1666. Continuity through Change. Princeton, 1980.

[10] Так, в начале XVI в. титулы 80% дворян провинции Бос и 45% округа Байе были недавнего происхождения; к концу века эти цифры составили соответственно 66 и 70%.

[11] Chaussinand-Nogaret G. Une histoire des élites 1700-1848. P., La Haye, 1975; Idem. L’identité nationale et le problème des élites: la France du XVIIIe siècle // Commentaire. 1985. P. 856-863; Idem. Histoire des élites en France du XVIe au XXe siècle. L’honneur, le mérite, l’argent. P., 1991.

[12] Chaussinand-Nogaret G. Une histoire des élites 1700-1848. P. 11-12.

[13] См.: L’État moderne et les élites XIIIe–XVIIIe siècle. Apports et limites de la méthodes prosopographique, Actes du colloque international, 16-19 octobre 1991 / Ed. J.Ph.Genet et G.Lottes. P., 1996; Les élites du pouvoir et la construction de l’État en Europe / Sous dir. W.Reinhard. P., 1996.

[14] McFarlane. The nobility of Later Medieval England. Oxford, 1973; Idem. England in the Fifteenth entury: Collected Essay. L., 1981. О дискуссии см.: Goss P.D Bastard Feudalism revised // Past and Present. 1989. N 125.

[15] Таким образом, мы находим здесь один из критериев, упоминаемых Г.Шоссинан-Ногаре в определении элит: это группы, которые «поддерживают привилегированные связи с властью, ее монополизируют или влияют на нее».

[16] См., например: Rogister J. Louis XV and the Parlement of Paris, 1737-1755. Cambridge, 1995.

[17] Histoire économique et sociale de la France / Sous dir. F.Braudel et E.Labrousse. P., 1970–1977. Rééd., 1993. 5 vols.

[18] Здесь можно упомянуть работы Люка Болтански о границах социальных групп (Boltansky L. Les Cadres. La formation d’un groupe social. P., 1982) и Пьера Бурдье.

[19] Я бы отметил в данной связи различные работы Кристофа Шарля. См., например: Charle Ch. Paris fin de siècle. Culture et Politique. P., 1998 (сборник статей).

[20] Вышло 44 тома этого издания.

[21] Nicolet C. Prosopographie et histoire sociale. Rome et l’Italie à l’époque républicaine // Annales. 1970. P. 1209-1228; Chastagnol A. La prosopographie, méthode de recherche pour l’histoire du Bas-Empire // Annales. 1970. P. 1229-1235.

[22] L’État moderne et les élites XIIIe – XVIIIe siècle.

[23] Prosopographie des élites françaises (XVIe–XIXe siècle). Guide de recherche. P., 1980