Французский Ежегодник 1958-... | Редакционный совет | Библиотека Французского ежегодника | О нас пишут | Поиск | Ссылки |
| |||
Глава вторая Уанис Петро – мамелюк Наполеона Глава третья «Загадка» маршала Мюрата Резюме Указатель имен Указатель географических названий Список использованной литературы
In memoriam Victor Daline
Поход генерала Бонапарта в Египет, а затем и в Сирию, действия французской армии, именованную в Восточную, на африканском континенте после его отъезда в 1799 г. во Францию вплоть до ее окончательной капитуляции в 1801 г. вписываются в ткань франко-армянских по сей день слабо освещенных отношений конца XVIII – начала XIX столетия. Первые отношения Наполеона с представителями армянского народа восходят корнями именно к египетской экспедиции. Правда, личного общения с известными в ту пору армянскими политическими деятелями или же развернувшими свою деятельность в различных европейских странах представителями умственного труда, значительная часть которых обосновалась в Конгрегации Мхитаристов, в крупном армянском научном и культурном центре в Венеции, Наполеон еще не имел. Однако, волны безжалостной судьбы разбросали в разные концы света не только многих армянских интеллектуалов, но и представителей народных низов. Многие из них, вопреки собственному желанию, оказались и в Египте, пополнив ряды местных мамелюков. Вот там то молодому генералу Бонапарту и довелось впервые общаться с некоторыми из них. Потерявшая свою государственность еще с XVI столетия Армения в конце XVIII века находилась под владычеством двух восточных деспотий – Османской империи и Персии. В этих отсталых, в частности, с точки зрения экономического и культурного развития государствах армяне, как и многие порабощенные народы, подвергались не только неимоверному экономическому гнету и социальному притеснению, повседневному национальному унижению, но и были лишены малейшей личной безопасности. В особенности для детей, как в равной степени и для молодых девушек и юношей было небезопасно появляться даже в окрестностях родного города или же селения. В условиях полной анархии, отсутствия закона и элементарной законности похищение людей, лишенных государственной опеки, в ту эпоху было довольно распространено в обеих странах. Это было весьма прибыльным занятием для тех, кто был заинтересован в обогащении путем работорговли. Похищая молодых кавказцев и детей, независимо от их национального происхождения и вероисповедания, коварные торговцы людьми, гревшие руки на этом позорном, однако, довольно прибыльном промысле, перевозили попавших разными окольными путями в их гнусные сети в основном в Константинополь, где невольников продавали представителям правивших в Египте мамелюкских беев. Известный многим современникам этот варварский механизм пополнения искусственным путем рядов египетских мамелюков действовал во второй половине XVIII столетия, можно сказать, бесперебойно и способствовал не только процветанию в новых исторических условиях работорговли, но и калечил судьбы тысяч ни в чем не повинных людей, только вступивших в жизнь. Именно по этой причине подавляющее большинство египетских мамелюков за изучаемый нами период имело кавказское происхождение. Среди мамелюков Египта в конце XVIII столетия преобладали, конечно, черкесы по происхождению, однако число представителей и других кавказских народов, таких как армяне, грузины, осетины и другие, было довольно значительным. Начальный этап жизненного пути телохранителя Наполеона, знаменитого мамелюка Рустама Разы, который был продан семь раз, прежде чем попасть в Египет, является типичным для судеб многих и многих мамелюков[1]. Попавший еще в 1517 г. под власть Османской империи Египет во второй половине XVIII столетия сохранял лишь номинальную зависимость от турецких султанов, что проявлялось в уплате ежегодной дани. Реальная же власть в стране была сосредоточена в руках местных мамелюкских беев, число которых к концу века достигало 24-х. Среди них самыми влиятельными были Мурад и Ибрагим, подчинившие всех остальных. К началу экспедиции Бонапарта Египет представлял собой настоящую мозаику восточных народов. Помимо мамелюков, там проживали представители множества народов, таких как арапы, греки, копты, турки и др. На разнообразном и пестром фоне военных кампаний Наполеона египетская экспедиция отличалась своими особенностями: генерал Бонапарт потерпел там свое первое сокрушительное поражение, в первый и в последний раз бросив доверенную ему армию на произвол судьбы, что, естественно, не сопоставимо с поведением императора Наполеона в январе 1809 г. в Испании или же в декабре 1812 г. в России. Вкратце отметим, что этот поступок, отнюдь не свидетельствующий в пользу Бонапарта, не был продиктован политическими соображениями, как это неоднократно интерпретировалось многими известными историками, в частности, представителями возникшего в последние десятилетия XIX столетия апологетического направления наполеоноведения (А. Сорель, А. Вандаль, Л. Мадлен и др.). Они, главным образом, мотивировали его бегство якобы необходимостью спасения Франции от вторжения сил второй антифранцузской коалиции, его твердой решимостью низвергнуть Директорию и осуществить государственный переворот. На самом деле он спасал лишь свою шкуру. Боевые операции в Египте и в Сирии происходили в необычных для европейцев климатических условиях, создававших, естественно, для участников кампании значительные дополнительные осложнения. За всю историю наполеоновских войн с аналогичными трудностями объективного характера, возникшими при ведении военных действий и обусловленными исключительно природными условиями, армии Наполеона довелось столкнуться лишь в России в 1812 г. Однако, прибегать к такому сравнению следует крайне осторожно, поскольку в России солдаты и офицеры Великой армии страдали не от жары, а напротив,– от холода, и что более примечательно, суровые климатические особенности России стали беспокоить наполеоновские войска под конец военной кампании[2], когда, в принципе, все вопросы были решены отнюдь не в пользу завоевателей. Иначе обстояли дела в Египте. С самого начала нахождения там солдат французской армии мучала невыносимая жара, доходившая подчас до 50 градусов, а отсутствие питьевой воды превратилось в сущую трагедию даже для самых стойких и выносливых. Состояние армии Бонапарта все более усугублялось во время утомительных походов по знойным пустыням Египта, а затем и Сирии, под палящими лучами солнца. Вдобавок, в армии стали распространяться эпидемии, в особенности, морские болезни, лишавшие многих солдат зрения, а во время сирийского похода и смертоносная чума оставила в ее и без того редеющих рядах свои чудовищные следы. Эти обстоятельства вместе с пулями и саблями боровшихся против французов мамелюков и других туземцев не только постоянно косили ряды армейских подразделений, но и самым дурным образом отразились на моральном духе участников похода. Отчаянное состояние французской армии во многом осложняло само географическое положение Египта, омываемого волнами Средиземноморья, где полновластно господствовал могущественный флот «владычицы морей» во главе с крупнейшим флотоводцем Горацием Нельсоном. Безнадежность своего положения Бонапарт полностью осмыслил довольно рано, после разгрома французского флота в Абукирском заливе английской эскадрой 14 термидора VI года (1 августа 1798 г.). Гибель флота бесповоротно покончила с более чем хрупкой надеждой главнокомандующего на получение подкреплений из Франции и рассеяла как дым его иллюзии на этот счет. Оказавшись в мышеловке, Восточная армия стала своего рода пленницей своего же завоевания, потеряв хотя бы крохотное упование на установление даже в перспективе малейших сношений с родиной. Бонапарту нетрудно было угадать, что для армии, как и для него самого, не оставалось никакого просвета. Он не мог не осознавать, что ему ничего не оставалось, как опереться исключительно на собственные, с каждым днем все уменьшающиеся, как бальзаковская шагреневая кожа, силы. Тем не менее, Бонапарт был не из тех, кто унывал от неудач или же склонял голову перед ударами судьбы. Ему некогда было жаловаться на рок, да и было это ни к чему. Ему надо было действовать. И хотя состояние его было не из простых, трезвый ум возобладал и на этот раз. Учитывая особенности разнородного населения Египта, главнокомандующий, человек действия по своей натуре, решил пополнить поредевшие ряды своей армии порабощенными мамелюкскими беями туземцами, многие из которых были недовольны выпавшей на их долю незавидной участью. Ведь с самого начала экспедиции в своих обращениях к населению Египта Бонапарт неоднократно провозглашал, что целью французского вторжения якобы являлось ведение борьбы исключительно с поработившими жителей страны мамелюкскими беями, а не с Высокой Портой. Конечно, это обстоятельство было продиктовано чисто политическими соображениями, однако, он не преминул этим умело воспользоваться для достижения другой немаловажной цели, обусловленной военно-тактическими расчетами, ибо природа одарила его исключительным даром мгновенной правильной ориентации в создавшихся, зачастую даже самых критических ситуациях. Итак, начиная с сентября 1798 г. Бонапарт стал привлекать к сотрудничеству местных жителей разных национальностей, создавая из них войсковые подразделения, которые в составе Восточной армии приняли активное участие в боевых действиях против мамелюкских беев[3]. Правда, вхождению в ряды французской армии местных жителей во многом способствовала обещанная французским командованием стабильная компенсация за услуги звонкой монетой[4]. Как бы то ни было, за сравнительно короткий срок он создал многочисленные вспомогательные корпуса, главным образом, на основе национальной принадлежности завербованных воинов (военные отряды мамелюков, сирийских янычар, греков и т. д.). Вопрос о создании вспомогательных корпусов Восточной армии освещен в наполеоноведении сравнительно слабо и нуждается в специальном рассмотрении. Здесь отметим, что прибегая к этому мероприятию, помимо военно-тактических соображений, на что обратили внимание многие из наших предшественников, Бонапарт дальновидно преследовал и другие цели, не привлекшие должным образом внимания исследователей египетской кампании. В этом измерении несомненный интерес представляют составленные 5 фрюктидора VII года (22 августа 1799 г.) его инструкции, адресованные генералу Клеберу, кого Бонапарт перед отплытием во Францию назначил, без его ведома и вопреки его воле и желанию, своим преемником в Египте на посту главнокомандующего Восточной армии. Документ этот красноречиво свидетельствует, что Бонапарт не имел малейших сомнений в окончательном провале египетской экспедиции. В инструкциях Клеберу уже бывший главнокомандующий выражал свою твердую уверенность о возможной эвакуации французской армии, или того, что оставалось из нее, во Францию на борту французских военных кораблей, которые, судя по его рассуждениям, смогли бы причалить у берегов Александрии через несколько месяцев, а более точно – уже к концу 1799 г. Представлял ли Бонапарт желаемое за действительное? Или он на самом деле придавал значение своим словам? Нам, во всяком случае, в это трудно поверить. Зато, в малейшей степени мы не сомневаемся в искренности другого его соображения. В этих инструкциях он распространялся насчет своих до того скрытых намерений по отношению к завербованным жителям Египта. Бонапарт, один из образованнейших людей своего времени, по-видимому был знаком с записками Цезаря о «Галльской войне»[5], кто приводит следующие слова из речи руководителя галльских племен Верцингеторига, с которыми тот обратился к своим соплеменникам после одного из поражений, понесенного от римлян: «Ошибаются те, которые ожидают на войне только одних успехов»[6]. Трудно сказать, помнил ли потерпевший полный крах в Египте будущий «Микеланджело войны»[7] при составлении своих инструкций Клеберу об этой речи Верцингеторига, но можно смело констатировать, что учитывая определяющее стратегическое значение Египта для дальнейшей колониальной экспансии Франции на Востоке, чем и была, в принципе, обусловлена египетская кампания[8], сам он ничуть не сомневался в необходимости установления там со временем, если не в ближайшем будущем, французского господства. Поэтому потерпевший в Египте неудачу Бонапарт, исходя тем более из своего горького опыта, придавал огромное значение, подготовке на месте соответствующей благодатной почвы для осуществления заветной цели путем заблаговременного распространения там французских нравов. В этой связи он писал Клеберу: «Старайтесь объединить 500 или 600 мамелюков, чтобы при прибытии французских кораблей Вы смогли бы через день их задержать в Каире или в других провинциях и посадить на корабли для отправки во Францию. При отсутствии мамелюков их могут заменить заложники арапы или главари местных самоуправлений (cheiks-el beled), оказавшиеся, неважно по какой причине, задержанными. Прибывшие во Францию эти люди останутся там год или два года, увидят величие нации, составят представления о наших нравах и нашем языке, а после возвращения в Египет станут там нашими сторонниками»[9]. Придавая первостепенное значение распространению французских нравов в Египтe, Бонапарт писал Клеберу даже о своем намерении отправить туда из Франции группу актеров, считая это «очень важным» как для армии, так и для возможного воздействия на изменения местных нравов[10]. Опыт египетского похода его многому научил, ведь все его обращения к населению Египта, призывавшие подняться на борьбу против собственных угнетателей, т. е. местных феодалов – мамелюкских беев, не нашли никакого положительного отклика. Это обстоятельство позволило одному из крупнейших наполеоноведов А.З. Манфреду прийти к единственно возможному заключению о том, что жители Египта «были до такой степени забиты и политически отсталы, находились на такой низкой ступени общественного сознания, что все призывы к борьбе до них не доходили: они еще не были способны их воспринять»[11]. К слову сказать, касаясь роли вспомогательных корпусов в составе Восточной армии, один из крупнейших знатоков эпохи Ж. Годшо высказывал аналогичное суждение. Не вдаваясь в подробности и косвенно оценивая значение военной деятельности египтян только в плане выяснения их участия на поле брани, он отмечал: «Эти иностранные корпуса не имели ни того значения, ни того влияния, что образованные в дочерних республиках национальные армии»[12]. К этому заключению он пришел, ссылаясь на очевидную разительную разницу между вспомогательными корпусами Восточной армии и созданными еще с 1792 г. военными подразделениями бельгийцев, швейцарцев, итальянцев, поляков и других европейских народов, на основе которых позднее были образованы национальные армии, преследовавшие под влиянием революционных войн французской армии не только военные, но и политические цели[13]. Учитывая особенности сложившейся в Египте в конце XVIII столетия военно-политической обстановки, представляются весьма обоснованными как нашедшие отражение в инструкциях Клеберу соображения Бонапарта, так и дальнейшие действия самого Клебера, а после убийства последнего 25 прериаля VIII года (14 июня 1800 г.) заменившего его в должности главнокомандующего Восточной армии генерала Мену, прилагавших все усилия для привлечения на сторону французов проживавших в Египте народов и пополнения ими ее рядов. Разумеется, для успешного ведения боевых операций первостепенную значимость для обоих военачальников приобретала необходимость укрепления состава армии новыми войсковыми подразделениями, что у нас не вызывает сомнений. В любом случае, иначе обстояли дела при заключении 12 фрюктидора IX года (30 августа 1801 г.) в Александрии акта об окончательной капитуляции и эвакуации Восточной армии между Мену и представителями английских и турецких военных властей. Статьи пятая, восьмая и десятая этой конвенции предоставляли возможность беспрепятственной эвакуации из Александрии на французских кораблях не только подразделениям французской армии и воевавших на их стороне вспомогательным корпусам, но и всем желающим покинуть Египет представителям различных народов (сирийцам, коптам, арапам, евреям и др.), а также находившимся там граждан других стран, независимо от их национальности и вероисповедания[14]. Помимо того, признательные французы не захотели дать в обиду тех сотрудничавших с ними египтян, которые не изъявляли желания покинуть свою страну. Статья одиннадцатая конвенции предусмотривала освобождение их от преследований и гарантировала им полную безопасность[15]. Отметим, что задолго до подписания этого акта, статьи аналогичного содержания относительно даже вспомогательных корпусов Восточной армии не были включены французами в текст конвенции, заключенной в Эль-Арише 4 плювиоза VIII года (24 января 1800 г.) и подписанного с французской стороны генералом Дезе, которая из-за изменения позиции англичан была отклонена Клебером. Лишь статья десятая этого документа касалась соблюдения прав тех египтян, кто сотрудничал с французами во время оккупации Египта[16]. Говоря о настроении французских высших военачальников накануне подписания акта об окончательной капитуляции Восточной армии, следует учитывать два основных обстоятельства. Во-первых, воевавшие с оружием в руках на стороне французов жители Египта боялись мести своих сограждан, и небезосновательно. Им, да и самому Мену, по всей вероятности, были известны имевшие место в Каире после вывода оттуда французских войск 25 мессидора IX года (14 июля 1801 г.) случаи расправы с сотрудничавшими с французскими властями в годы оккупации города египтянами. Оголтелая ненависть к ним жителей столицы Египта привела к спонтанному сведению счетов со многими из них. Так, первыми жертвами стали некоторые местные должностные военные, помогавшие французам, в частности, в установлении и соблюдении порядка в городе. Той же участи были удостоены пять египтянок, в том числе Зайнаб, дочь шейха Эль-Бекри, сотрудничавшего с французами одного из знаменитых вельмож Каира, подозреваемые в интимных связях с французами. А самого Эль-Бекри, заставили обнаженным на осле пройти по улицам города[17]. Поэтому число желающих покинуть вместе с французами Египет местных жителей, даже не состоявших в рядах армии, было значительным. Во-вторых, отъезд во Францию части мамелюков и проживавших в Египте представителей других народов полностью соответствовал устремлениям пришедшего к власти во Франции в результате переворота 18 брюмера VIII года (9 ноября 1799 г.) Первого консула Бонапарта, который мог бы остаться весьма довольным таким разрешением вопроса, представлявшего для него большой интерес, что не могло бы ускользнуть от внимания предусмотрительного Мену. В результате, вместе с французами многие из мамелюков и других жителей Египта со своими семьями покинули страну. На кораблях в Тулон прибыли в общей сложности 870 египтян[18]. Все они устроились в городе Мелун, в департаменте Сена и Марна, где им всем была оказана материальная помощь, а из членов бывших вспомогательных корпусов Восточной армии было создано первое войсковое формирование. Однако, в 1806 г. непригодных для военной службы перевели на жительство в Марсель, где обосновалась колония египтян. Участники египетской экспедиции (Бертье, Бурьен, Мармон и др.) в своих воспоминаниях единодушно утверждают, что в лице мамелюков им приходилось в Египте иметь дело с неустрашимыми и самоотверженными воинами, за что их высоко ценил Наполеон. В этой связи он писал Талейрану 2 фримера XII года (24 ноября 1803 г.): «Я люблю мамелюков, потому что они храбрые и, в частности, мамелюков Мурад бея, потому что они были с нами и являлись частью французской армии»[19]. Учитывая боевые качества этих доблестных воинов, Первый консул Французской республики приказом от 21 вандемьера X года (13 октября 1801 г.) постановил создать под начальством своего адъютанта генерала Раппа эскадрон мамелюков, насчитывавший 240 всадников. Вскоре, однако, согласно статьи первой принятого им другого постановления от 17 нивоза X года (7 января 1802 г.) число воинов эскадрона снижалось до 150. Постановлением же от 9 вандемьера XI года (1 октября 1802 г.) Бонапарт включил эскадрон в консульскую гвардию, а впоследствии – декретом от 10 термидора XII года (29 июля 1804 г.) – в императорскую гвардию, прикрепив его к полку конных егерей[20]. Эскадрон мамелюков изначально состоял только из бывших членов вспомогательных корпусов Восточной армии[21]. Его всадники всегда носили сугубо восточную форму одежды – голубую или белую чалму с красной головкой, выкроенную по восточной моде голубую куртку с нашивками и басонами черного цвета, красный жилет без басонов, пояс с шерстяными бантиками зеленого и красного цветов, красные, необычныe для европейцев, широкие брюки и желтые ботинки[22]. В эскадрон входили и мамелюки-армяне по происхождению. Согласно подсчетам французской исследовательницы армянского происхождения Б. Каспарян-Брику, проводившей кропотливые изыскания во французских архивах, их число достигало в эскадроне 29-и: Оганес из Армении (Уанис Петро), Жозеф Сера, Азариа старший из Тифлиса, Азариа старший, Азариа младший, Оганес младший из Армении, Жан Мартирос, Оганес армянин из Черкезии, Жозеф Алман, Антуни Жан, Мирза старший, Мирза младший, Антун Оганес, Петрус, Шаген, Шамас, Багдасар, Томас, Акоп из Салмаста, Серафим Гагдон (Баддон), Оган Оганес, Армения младший (Armйnie le petit), Жозеф Оган, Рустам, Оганес Мустафа, Оганес из Салмаста, Тунис из Армении, Сако Томас, Оган (Hohan)[23]. Здесь необходимо напомнить, что в 1802-1806 гг. в рядах эскадрона состоял и мамелюк Рустам Раза, которого ни в коей мере нельзя перепутать с вышеупомянутым тезкой[24]. После завершения бурной наполеоновской эпопеи судьбы армян-мамелюков сложились по-разному. Уцелевшим в боях немногочисленным мамелюкам, как приверженцам бывшего императора, в годы Реставрации была уготована трудная участь. Обосновавшееся во Франции подавляющее их большинство подвергалось пришедшими к власти новыми политическими силами различным гонениям и унижениям. Автор данной работы не ставит задачей исчерпывающее изложение пройденного жизненного пути армян-мамелюков Наполеона. Его цель гораздо более скромная – освещение жизни и деятельности только двух из них – телохранителя Наполеона Рустама и кавалера ордена Почетного легиона Уаниса Петро, переименованного в книге Магды Нейман «Армяне»[25], неясно на каком основании, в Пьера. Чем вызван такой выбор? Во-первых, мы не располагаем первоисточниками, проливающими хотя бы дополнительный свет на жизнь и деятельность других армян, состоявших в рядах эскадрона мамелюков. Что же касается оказавшихся в центре нашего внимания мамелюков, то в Армении с давних пор хорошо известны их имена, однако в исторической литературе о них царила полная неразбериха. В опубликованных в Армении разных книгах и статьях, в различных справочных изданиях и даже в отечественных энциклопедиях зачастую просачивались неверные о них сведения, исказившие основные вехи жизненного пути обоих мамелюков. Эти неточные, далекие от действительности сведения берут свое начало из упомянутой книги М. Нейман, изложение которой не имеет ни малейшего отношения к научной интерпретации исторических событий[26]. Эта книга способствовала не только популяризации этих двух мамелюков Наполеона в армянской действительности, но и стала причиной порождения разных небылиц и неверных утверждений, укоренившихся, к сожалению, в коллективном сознании армянского народа. Однако, что намного более достойно порицания, по не известной нам причине М. Нейман ошибочно приписала армянское происхождение знаменитому французскому полководцу маршалу Мюрату, не обосновав этот вымысел, явившийся результатом, с нашей точки зрения, скорее всего досадной путаницы, ни одним достоверным фактом. Итак, в нашем повествовании речь пойдет о Рустаме и Уанисе Петро. Много схожего в горьких судьбах обоих юношей, уроженцев Кавказа, на начальной стадии их жизни: похищение, продажа египетским мамелюкам, крутые жизненные повороты после французского нашествия. Вместе с тем жизненные пути обоих соотечественников разошлись еще со времен французской оккупации Египта. Если Рустам познакомился с принявшим его к себе на службу генералом Бонапартом в Каире, то поступивший в 1799 г. в один из вспомогательных корпусов Восточной армии Уанис Петро вряд ли мог иметь личное общение с главнокомандующим. Если Рустам около пятнадцати лет находился бок о бок с Наполеоном и в силу этого приобрел широчайшую известность как во Франции, так и далеко за ее пределами, то Уанис Петро вошел в историю как один из членов эскадрона мамелюков, удостоившийся ордена Почетного легиона. Если имя Уаниса Петро было редко удостоено вниманию историков, то Рустаму посвящены не только главы в книгах некоторых из них[27], но и помимо множества статей целая монография, вышедшая из под пера видного наполоеоноведа Г. Флейсшмана[28]. Мы постарались на основе доступных нам достоверных первоисточников, а также научной литературы проследить за перипетиями пройденного Рустамом и Уанисом Петро извилистого жизненного пути, и тем самым внести коррективы в их жизнеописания, дать объективную оценку поведению Рустама после первого отречения Наполеона, избегая при этом эмоциональных утверждений и заключений. Исходя из интересов, в частности, армянского читателя сочли необходимым обратить особое внимание на опровержение мифа об армянском происхождении маршала Мюрата. Нами использованы чудом дошедшие до нас документы из личного архива Уаниса Петро[29] позволяющие впервые раскрыть основные вехи его жизни и деятельности после распада наполеоновской империи, что было упущено нашими французскими предшественниками. Главы, посвященные Рустаму и Мюрату, написаны с привлечением опубликованных источников, в том числе сборников документов, освещающих жизнь и деятельность маршала, а также воспоминаний современников. Выражаем нашу глубокую признательность профессору университета Монпелье III Пьеру Барралю, приславшему нам за последние годы многочисленные книги современных французских историков по истории наполеоновской эпохи, оказавшиеся весьма полезными при изложении материала настоящей работы. На последней стадии написания книги своими советами, по возможности, нам помог наш коллега, главный редактор журнала Общества робеспьеристских исследований «Исторические анналы Французской революции», профессор университета Лилль III Эрве Лёверс, кого мы весьма благодарны. Интерес к этой теме у нас возник еще ранней весной 1981 г., после ознакомления в Матенадаране с документами личного архива Уаниса Петро. Первые научные беседы о мамелюках Наполеона мы имели с нашим Учителем, выдающимся советским историком широкого мирового признания Виктором Моисеевичем Далиным (1902-1985). Позднее, редактируя со свойственной ему тщательностью нашу первую работу на эту тему, В.М. Далин не без иронии назвал автора этих строк «страстным бонапартистом», а как-то, после прочтения одной из наших публикаций, грустно заметил: «Жаль, что Альберта Захаровича [Манфреда] нет в живых». Автор, которому посчастливилось работать под руководством В.М. Далина с 1978 г. до самой его кончины, считает своим долгом посвятить эту книгу его незабвенной памяти. [1] Souvenirs de Roustam, mamelouk de Napoléon Ier. Introduction et notes de P. Cottin. Préface de F. Masson. Quatrième édition. Paris. S. d. P. 15-35. [2] П.А. Жилин. Гибель наполеоновской армии в России. М. 1974. С. 308-309; Е.В. Тарле. Отечественная война 1812 года. Избранные произведения. М. 1994. С. 328-330. [3] См. например: E. Fieffé. Histoire des troupes étrangères au service de France. T. II. Paris. 1854. P. 47-53 ; G. Guémard. Les auxiliaires de l’armée de Bonaparte en Égypte (1798-1801) // Bulletin de l’Institut d’Égypte. T. IX. 1926-1927. P. 1-17 ; J. Lasserre. А l’armée d’Égypte // Revue des études napoléoniennes. 1930. T. 30. N 95. P. 119-121 ; J. Savant. Les mamelouks de Napoléon. Paris. 1949. P. 39-55 ; G. Spillmann. Les auxiliaires de l’armée d’Orient (1798-1801) // Souvenir napoléonien. 1979. N 304. P. 7-15. [4] G. Spillmann. Napoléon et l’islam. Paris. 1969. P. 125. [5] А.З. Манфред счел необходимым подчеркнуть повышенный интерес молодого Бонапарта к истории античного мира и его пристрастие, в особенности, к произведениям античных авторов. См.: А.З. Манфред. Наполеон Бонапарт. М. 1987. С. 24-25. [6] Гай Юлий Цезарь. Галльская война // Записки Юлия Цезаря и его продолжателей о галльской войне, о гражданской войне, об александрийской войне, об африканской войне. М. 1962. С. 115. [7] В. Гюго. Собр. соч. В 15-и томах. Т. 6. М. 1954. С. 397. [8] См. об этом: Е.В. Тарле. Наполеон. М. 1992. С. 64-65; А.З. Манфред. Указ. соч. С. 183-185; Ю.В. Борисов. Шарль Морис Талейран. М. 1989. С. 106-110. Ж. Тюлар обусловливает египетский поход, главным образом, сложившимися во Франции внутриполитическими обстоятельствами, а точнее желанием Бонапарта одержанными новыми победами поднять свой авторитет среди народа и в армии и тем самым еще более упрочить в стране свои позиции с целью низвержения Директории, а также заинтересованностью членов Директории в удалении из Парижа не очень послушного и покладистого, как показал опыт итальянской кампанаии, генерала. Мы отнюдь не склонны игнорировать значение этих существенных обстоятельств, не обойденных, кстати, молчанием и некоторыми исследователями (Е.В. Тарле. Указ. соч. С. 66-67; Ю.В. Борисов. Указ. соч. С. 108.), но изложение самого Ж. Тюлара явно свидетельствует о том, что он в определенной степени продолжает традиции апологетического направления в наполеоноведении (J. Tulard. Le temps des passions. Espérances, Tragédies et Mythes sous la Révolution et l’Empire. Avec la collaboration de Pierre-Jean Deschodt. Paris. 1996. P. 142-145. См. также: idem: Le Directoire et le Consulat. Paris. 1991. P. 44-46). [9] Correspondance de Napoléon Ier (далее: Corr.). Publié par l’ordre de l’empereur Napoléon III. T. 5. Paris. 1860. N 4374. P. 575. [10] Ibidem. [11] А.З. Манфред. Указ. соч. С. 192. Поскольку полная индифферентность обитателей Египта в отличие от населения Аппенинского полуострова во время итальянской кампании 1796-1797 гг., была выше разумения Бонапарта (с высоты наших дней, мягко говоря, проще ориентироваться в том, что и как происходило в конце XVIII столетия), по мнению, Р. Дюфресса, она вызвала одно лишь его «большое удивление». См.: R. Dufraisse. Napoléon. Paris. 1987. P. 27. [12] J. Godechot. La Grande Nation. L’expansion révolutionnaire de la France dans le monde de 1789 а 1799. Deuxième édition, entièrement refondue. Paris. 1983. P. 494. [13] См. подробно: Ibid. P. 475-494. [14] Recueil des traités de la Porte ottomane avec les puissances étrangиres depuis le premier traité conclu, en 1536, entre Suleyman I et François I jusqu’а nos jours. Par le baron I. De Testa. Tome deuxième. Paris. MDCCCLXV. P. 38-40. [15] Ibid. P. 40. [16] Ibid. P. 8. [17] См.: G. Spillmann. Les auxiliaires de l’armée d’Orient (1798-1801). P. 14 ; P. Bret. L’Égypte au temps de l’expédition de Bonaparte 1798-1801. Paris. 1998. P. 275 ; A. Youssef. Bonaparte et Mahomet. Le conquérant conquis. Paris. 2003. P. 120. [18] J. Lasserre. Op. cit. P. 119. [19] Corr. T. 9. Paris. 1862. N 7312. P. 106. [20] См. постановления Бонапарта в приложении к книге Ж. Савана: J. Savant. Op. cit. P. 428-436. [21] Начиная с 1809 г. Наполеон в эскадрон включал и европейцев. Во французских архивах сохранился любопытный документ – матрикулярный списк мамелюков императорской гвардии, составленный помощником инспектора неким Лассалем в 1816 г. На основе этого документа П. Коттен составил второй по счету список, включавший исключительно мамелюков восточного происхождения, число которых достигало в общей сложности 258, опубликовав его в приложении к воспоминаниям Рустама. См.: Liste des mamelouks de la garde. Originaires d’Orient // Souvenirs de Roustam. P. 271-296. [22] E. Fieffé. Napoléon Ier et la garde impériale. Paris. 1859. P. 168. [23] B. Kasbarian-Bricout. L’Odyssée mamelouke а l’ombre des armées Napoléoniennes. Paris. 1988. P. 54-81. [24] Французский историк М. Дерибере неуместно сократил число армян состоявших в эскадроне мамелюков до 17. См.: M. Deribéré. Les Arméniens du corps des mameluks de l’Empire // Bédi Kartlisa revue de kartvélologie. T. 40. Paris. 1982. P. 260-262. Помимо не полных подсчетов, он еще и ошибочно приписал некоторым из армян-мамелюков (к примеру, Рустаму Раза, Жозефу Сера, Азариа старшему, Шагену) грузинское происхождение только на том основании, что они были уроженцами Грузии. См.: M. Deribéré. Les Géorgiens dans le corps des mameluks de l’Empire // Bédi Kartlisa revue de kartvélologie. T. 37. Paris. 1979. P. 229-231. [25] М. Нейман. Армяне. СПб. 1899. [26] За последние годы, на волне патриотического порыва, книга М. Нейман, не представляющая, к слову сказать, никакой научной ценности в целом, выдержала в Армении два издания. См.: М. Нейман. Армяне. Ереван. 1990; ее же: Армяне // Армяне: [сборник]. Ереван. 1991. С. 3-163. Далее мы будем ссылаться на первое издание книги. [27] См. например: J. Savant. Op. cit. P. 324-338 ; B. Kasbarian-Bricout. Op. cit. P. 85-129. [28] H. Fleischmann. Roustam, mamelouk de Napoléon. Paris. [1910]. [29] Они хранятся в Институте древних рукописей имени Месропа Маштоца – Матенадаране. Эти документы вместе с семейным архивом потомков Уаниса Петро Матенадарану подарил правнук мамелюка О.И. Ованесбеков в 1962 г. См.: Матенадаран имени Месропа Маштоца. Фонд Оганеса мамелюка. Папка 248. Впервые эти документы мы опубликовали в 1982 г. (В. Микаелян, В. Погосян. Армянин Уанис Петро – мамелюк Наполеона // Вестник общественных наук АН АрмССР. 1982. N 3. С. 86-94). Поэтому не было никакой необходимости современному французскому исследователю, члену Института Ж.-П. Маге грешить против истины, приписывая роль их первооткрывателя ныне покойному, многоуважаемому нами французскому историку армянского происхождения С. Афанасяну. См.: Ж.-П. Маге. Наполеон и армяне // Вестник Ереванского университета. 1996. N 1. С. 93 (на арм. яз.). |